Уездная учительница магии
Шрифт:
— Пока оставьте велосипед тут. Вечером им займусь. До Кривого дома далеко идти, — сказал он, не оборачиваясь. — Он на окраине, почти у самого леса. Но я покажу короткий путь.
Дорога и впрямь заняла минут пятнадцать. Ланзо сворачивал в узкие переулки, проводил меня тропками за огородиками, мимо амбаров и складов. Все повороты и лазейки запоминались плохо. Лучше бы идти дольше, но по главным улицам.
— Мы пришли, — объявил Ланзо и остановился. Последние дома города остались далеко за спиной, как и заросший ковылем и бессмертником пустырь.
—
Мой новый дом отличался редкой несуразностью — и это еще мягко сказано. Он был сложен из серого кирпича, изрядно побитого непогодой. На стенах белели соляные разводы от дождя и расползались рыжие пятна мха. Над двускатной крышей торчала полуразвалившаяся труба.
Вокруг дома буйно росли сорняки: полынь, крапива, чертополох. Среди зарослей возвышалась будка сортира. Я живо представила, как бегу туда зимой, в непогоду, и поежилась.
Но больше всего поразило не запустение. Дом действительно оказался кривым. Или, точнее, косым. Левая часть дома уходила в землю локтя на два по сравнению с правой. Косыми были и проемы, рамы, и дверь.
Все выглядело так странно, что хотелось протереть глаза. Дом как будто выпал из другого измерения, где все шиворот-навыворот.
Однажды на студенческой вечеринке я перебрала пунша. Спьяну у меня кружилась голова, и казалось, что стены комнаты и мебель стремятся уползти вбок. От этого отчаянно тошнило. Вид Кривого дома вновь заставил меня испытать эти противные чувства.
Интересно, пол тоже наклонный? А как же мебель? Придется прибивать ножки гвоздями, чтобы кровать не укатилась вниз?
— Кто здесь жил раньше, знаешь?
Ланзо кивнул.
— Старая Мазена. Она за плату ухаживала за могилками, иногда обмывала покойников. Но потом люди перестали ее просить. Потому что она сплетничала с мертвыми.
— Это как?
— Она знала, как прошли их последние часы. Расспрашивала их. Покойники ей отвечали. Мазена потом разные гадости говорила их родственникам. Людям это не нравилось. У нас ведьм не любят. Потом Мазена отправилась в лес и ее забрал призрак Грабба. Мазену нашли на опушке через три дня, она ничего не помнила. Только мычала и все время спала. Так и умерла во сне. В ее доме никто не захотел селиться.
Нет, конечно, я не суеверная, но лучше бы Ланзо мне этого не рассказывал. А он все не умолкал.
— Потом два лета назад там недолго жил заезжий Штукарь. Тот покойников и призраков не боялся.
— Кто?
— Ну, фокусник. Иштван, что ли, по имени... Но все звали его Штукарь. Он раньше в цирке работал или на ярмарке. Он так говорил. А потом его выкинули с поезда на станции за какие-то дела. Вот он и решил тут пожить. Но ненадолго задержался. Штукарь всякие фокусы показывал за деньги, в карты играл в трактире с лесорубами. Выигрывал всегда, за это его не любили. Говорили, он магией промышлял. А потом он просто исчез. Дом опять оказался пустой. Только чемодан его и остался, ну, Штукаря. С разными колдовскими штуками. Чемодан сожгли, дом заперли. Говорят, Штукаря тоже забрал призрак Грабба.
Я покачала головой.
— Смотрите, госпожа Верден, вон кладбище. А дальше лес, где бродит призрак Грабба.
И верно: вдалеке виднелись оградки под поникшими ивами, а за ивовой рощей вставал темной стеной лес. Мрачный и темный, как грозовое облако, когда оно только показывается на горизонте.
Мою браваду как ветром сдуло. Впервые подумалось: может, послушаться совета Роберваля? Сесть на поезд и вернуться в столицу? Потребовать нового назначения? В цивилизованное место.
И тут, словно отвечая на мои мысли, вдалеке весело прокричал паровозный гудок.
— Это на лесовозной линии Роберваля, — пояснил Ланзо.
Я помотала головой, чтобы прогнать дурные чувства. Не надо далеко ехать за цивилизацией. Она тут, рядом. А остальное — видимость, выдумки! Тьфу на них.
— Давай войдем, — я решительно подошла к двери, достала ключ и начала возиться с замком.
Замок долго не поддавался. Наконец, дверь удалось открыть. На голову посыпались дохлые насекомые, а косяк надсадно застонал. Я шагнула внутрь. Было немного боязно.
Огляделась и вздохнула с облегчением. Пол в доме обычный, без уклона. Но перекошенные окна все равно вызывали оторопь. Теперь мне казалось, что не я пьяна, а дом; он основательно окосел и как будто только и мечтает завалиться набок.
Потопала по доскам. Доски протестующе скрипнули, но выдержали. Отлично; не прогнили. Первая хорошая новость.
Впрочем, она же последняя.
Известка на стенах местами отошла, местами отвалилась. На потолке и в углах темные пятна и плесень. Пахнет неважно: сыростью, землей.
Комната всего одна, но просторная. У стены железная койка, покрытая матрасом. Матрас выглядит на удивление хорошо. Из остальной мебели только деревянный стол, два табурета, рассохшийся шкаф. В углу чугунная печь-камин с одной конфоркой. У дверцы расплывшаяся куча сажи и мышиный скелетик. Рядом к стене прибито мутное зеркальце и жестяной рукомойник, под ними медный таз и ведро.
Что ж, здесь вполне можно жить. Если вы совсем в отчаянном положении. Но не стоит забывать — многие люди не имеют даже такого жилья.
— Рамы крепкие, — деловито сказал Ланзо, подходя к окну. Потом задрал голову: — Крыша протекает. Но заделать легко. Течь небольшая.
Он еще раз огляделся и с одобрением заметил:
— Тут здорово! Большой дом. И тепло будет. Надо все помыть. И высыпать в сортир ведро извести или золы. Но отец помогать не будет. Он сказал, его в этот дом и черти не затащат. Тут лес близко, он его боится.