Уездная учительница магии
Шрифт:
Какое-то время мы молчали. Я мелкими глотками пила подогретое вино. Отблески огня золотом вспыхивали в темной жидкости. Стулья с высокой спинкой бросали на стены фантастические тени. Пахло медом, корицей, дымом, и немного — смолистым табаком Корнелиуса.
Страшная ночь и ее призраки остались за черными стеклами. Что бы там ни происходило, здесь я чувствовала себя в безопасности.
Тихо постукивала скалка по столешнице, трещали поленья. Было тепло и уютно. На меня нашло оцепенение: ни мыслей, ни чувств, только усталость,
Корнелиус ловко пересадил лепешки на жестяной противень и отправил его в духовку. Скоро кухня наполнилась ароматом свежего хлеба и специй; я невольно сглотнула.
Хозяин дома достал кисет и трубку, жестом спросил у меня позволения закурить, придвинул ближе ко мне скамью, что стояла у очага. Сел, широко расставив ноги, глубоко затянулся, выпустил облако дыма и посмотрел мне в лицо. Его взгляд был одновременно задумчивым и испытующим, словно он пытался решить в уме сложную задачу.
— Готовы говорить? — вдруг спросил он резко.
Вот и начало допроса.
Тени сделали лицо еще более угловатым и жестким, шрам налился красным, а пронзительный взгляд из-под насупившихся бровей напугал меня. Долгий момент я смотрела на него и вдруг увидела перед собой разбойника, который живет в лесном особняке вдали от людей и ведет игру по своим правилам, не зная ни дружеского участия, ни сострадания. Я вздрогнула и прогнала неожиданный образ.
— Да, я расскажу, что произошло.
Стараясь говорить коротко, без эмоций, я поведала ему обо всем, что случилось за день: о том, как пропал Ланзо и его отец, как я задержалась в школе, пыталась их разыскать и наткнулась на привидение.
Корнелиус молча выслушал, вытащил изо рта трубку, постучал чашечкой по каминной решетке и только потом заговорил:
— Эрика, вы же не верите, что встретили самого настоящего призрака?
— Я уже не знаю, во что верить! Выглядел он как заправское привидение. Летал, носил обгоревший саван и разбойничью треуголку. Светился. Изрыгал ледяной туман и огонь. Стонал.
— Какие, говорите, поделки готовят ваши ученики на ярмарку? Очень уж этот призрак похож на розыгрыш.
Да, у меня были подозрения, что дело нечисто. Не в том смысле, что я столкнулась с подлинной нечистой силой, а в том, что стала жертвой грязной выходки...
— Если так, не представляю, как они его провернули. Если это иллюзия, то такая ни одному сенситиву не под силу.
— Одному сенситиву действительно не под силу, — загадочно сказал Роберваль, встал и отправился вынимать лепешки из духовки. — Попробуйте. Не обожгитесь, — он протянул мне тарелку; я отломила кусок лепешки, ойкнула, подула на пальцы и откусила.
— Восхитительно, — призналась я. — Мне никогда не научиться так вкусно готовить.
— С удовольствием научу вас.
Он опять опустился на скамью.
— Завтра схожу в полицейский участок и заставлю
— Вы думаете, с ними случилось что-то ужасное?!
— Не волнуйтесь. Дикую ночь люди предпочитают проводить не одни; скорее всего, Виктор тоже отправился в гости. У него есть друзья — точнее, собутыльники — среди сезонных рабочих.
— Но что делать с Ланзо? Ему опасно жить с таким отцом.
Корнелиус равнодушно пожал плечами.
— Не знаю, что тут можно сделать.
— Но вы глава попечительского совета!
— Это не значит, что я могу отбирать детей у их живых родителей. Эрика, не пытайтесь заботиться обо всех сразу. Вам о себе бы сначала позаботиться. Пока все, что вы делаете, приносит вам неприятности. Вы с головой бросаетесь в то, о чем имеете смутное представление.
Я не любила упреков, пусть даже заслуженных, поэтому упрямо возразила:
— Я не могу оставаться в стороне. Да и вы тоже любите совать нос не в свое дело!
И тут я вспомнила, что он сделал на днях, в горле стало горько, и я бросила в запале:
— Вон, не поленились нанять сыщика, чтобы выяснить мою подноготную, да только выводы сделали из полученной информации неверные!
Я сердито отставила тарелку и сцепила пальцы.
Да! Я бросила упрек в лицо человеку, который дал мне укрытие в эту страшную ночь. Но я не забыла с кем имею дело. С мужчиной, который запер свою жену в сумасшедшем доме, где она умерла. Возможно, покончила с собой. В это легко поверить, зная порядки в клинике святого Модеста. И этот мужчина наверняка многое скрывает. Он полон загадок и недомолвок. И он вовсе не на моей стороне.
Корнелиус молчал.
Я держала спину прямо, чтобы не показать обиды, но в груди у меня все так и сжималось. Слезы кипели на веках, и я чувствовала себя глубоко несчастной.
Нужно успокоиться. Никогда в жизни я не полагалась на мужчин, а уж в последнее время — тем более. Меня не должно волновать то, что думает обо мне Корнелиус Роберваль, твердила я себе.
— Спасибо, что впустили в дом, обогрели, накормили и напоили — сухо сказала я. — Однако мне нужно идти. Мне неловко просить, но не может ли ваш шофер отвезти меня до Кривого дома? Одна я вряд ли дойду.
— Никуда вы не пойдете. Останетесь у меня до утра. Разбужу Алисию, она вас устроит в своей комнате, поэтому ваша репутация не пострадает. А завтра найду для вас новое жилье в городе, поближе к школе. Я позабочусь о вас, Эрика.
— Благодарю, это лишнее, — ответила я спокойно, но внутренне клокоча. — Справлюсь сама. Всегда справлялась. Я не нуждаюсь в заботе окружающих.
Я встала, скрипнув зубами от боли в ноге. Поднялся и Корнелиус; он сделал шаг и положил руки мне на плечи. Я изумленно вздернула голову; его глаза смотрели на меня спокойно и сурово.