Уездный город С***
Шрифт:
Аэлита же всё время обыска и допроса страшно скучала. Она не понимала, зачем поручик задаёт одни и те же вопросы каждой женщине, которые на пятой для неё слились в одну, и на прощание просит каждую хорошенько постараться и попытаться что-нибудь вспомнить. На взгляд вещевички, всё нужное сказала хозяйка борделя, а провести параллель с серией контрольных измерений девушка не догадалась. Она вообще исключительно редко связывала свою работу и общение с людьми, а если и пыталась это сделать, получалось обычно из рук вон плохо.
И бордель Брамс разочаровал: она ожидала обнаружить здесь что-нибудь этакое, необычное, а видела заурядную гостиную и обыкновенных женщин. Впрочем, когда
Натан всю дорогу тревожно косился на спутницу, ожидая вспышки негодования или смущения, однако Брамс глазела по сторонам всё с той же живостью посетителя интересной выставки в музее. Хорошо одетые, но подвыпившие гости, щупающие блудниц; возгласы, бурные эмоции, сальные шуточки, скабрёзности — всё это не трогало вещевичку совершенно. Даже тогда, когда кто-то из посетителей попытался перепутать её с местной работницей и качнулся в её сторону, Брамс не испугалась, просто отпрянула — а дальше гость напоролся на холодный взгляд Титова, быстро оценил ладонь на расстёгнутой кобуре и тихонько, без лишних возмущений, отступил, подняв руки перед собой ладонями вперёд, тем самым извиняясь и призывая офицера к миру.
Умом Натан понимал, что заведение Назаровой — не дешёвый портовый кабак и никому бы здесь не позволили обидеть гостей, даже не будь этот гость служащим полиции. Но то умом, нервы же и совесть имели что сказать против, особенно когда громила-швейцар остался позади, а в обе стороны разбежалась мощёная улица, заполненная гуляющим народом, возгласами и смехом.
— Ну вот, ничего страшного, а вы боялись, — покровительственно проговорила Аэлита, прикрыв глаза и улыбаясь вечерней прохладе. Происходящего вокруг она, кажется, не замечала, в том числе — вот той компании из четверых крепких парней хорошо навеселе, которые с интересом поглядывали в её сторону.
Титов положил ладонь на рукоять тульского нагана — наградного, проверенного, надёжного — и наполовину вытянул его из кобуры, только что курок не взвёл. Конечно, палить по гулякам он не собирался и в кошмаре, однако так было спокойней, а замутнённый винными парами разум прекрасно прочищает и выстрел в воздух.
Всё же это была исключительно неудачная идея — вести сюда Брамс. Ей-то что, а Натан после подобного приключения рисковал обзавестись новыми седыми прядями. Будь он один, ему бы и в голову не пришло подозревать гуляющую публику в каких-то безобразиях, в такие места обыкновенно приезжали не за драками, да и содержательницы борделей неизменно пресекали безобразия. Но присутствие спутницы заставляло фантазию Титова рисовать самые мрачные картины.
— Да, не страшно. Аэлита Львовна, поедемте, время позднее, — проговорил он ровно. — Вас, должно быть, и дома уже потеряли.
— Не волнуйтесь, папа и сам часто по службе задерживается, да и я, бывает, в институте засиживаюсь допоздна, — отмахнулась Аэлита, потом, словно назло, обернулась к Титову и бодро поинтересовалась: — Какие выводы мы можем сделать по результатам этой беседы?
— Делать выводы рано, надо думать, — проворчал поручик, аккуратно подхватил Брамс под локоть и мягко, но настойчиво потянул к мотоциклету.
— Да куда вы так спешите? — изумилась девушка. — К слову, вам куда теперь?
— К Департаменту, — ответил мужчина уже спокойнее, потому что упорствовать Аэлита не стала и принялась хотя и неспешно, но всё же надевать свою амуницию.
— Что вы там забыли в ночи? — нахмурилась она, явно подозревая, что Титов станет заниматься расследованием без неё.
— Ничего. Я просто остановился на постой на Полевой,
— А почему именно там? — полюбопытствовала немного успокоенная девушка.
— А почему нет? В городе я человек новый, привязанностей не имею, так какой смысл селиться где-то ещё, если единственный интерес у меня здесь пока — служба?
— Разумно, — задумчиво похвалила Брамс.
Больше, к счастью, вопросов не задавала, вскоре они тронулись в путь, а через четверть часа и вовсе распрощались у небольшого домика с белыми резными наличниками. Поручик наскоро почистил китель, умылся с дороги и лёг спать.
Ночь у Титова выдалась беспокойная. То его терзали бесплодные мысли о начатом только что деле и смутные дурные предчувствия, связанные с ним же; то постель казалась чересчур мягкой, а одеяло сбивалось комком; то мужчина решил, что ему слишком душно и нечем дышать, и настежь распахнул окно. Но полегчало ненадолго: в комнату полились едва слышные звуки сонного города, которые, однако, казались Натану набатом. Да еще пахнущий рекой сквозняк, играя занавесками, дразнил поручика, складывая их в зыбкие очертания одетой в белую рубаху девичьей фигуры, тянущей к мужчине руки.
«Чёрт знает что такое!» — зло проворчал себе под нос Титов и накрыл голову подушкой. Звуки и образы перестали так досаждать, и мужчина вскоре сумел забыться тревожным сном, который, увы, оказался не лучше яви. То Натану виделась Брамс, плывущая на спине по реке сквозь предрассветный туман, и в сложенных на груди руках её трепетало пламя свечи. То сам поручик отчаянно отстреливался от каких-то смутных теней, и в нагане неизменно недоставало единственного патрона. То снился длинный сырой сводчатый ход с земляным полом и стенами, сложенными из тяжёлых тёмных блоков, между которыми сочилась влага. То простоволосые девицы в венках и полотняных рубахах водили хоровод в лунном свете, заливающем поросшее высокой травой взгорье в излучине реки. То грезилась пахнущая конским потом и порохом сумасшедшая скачка в ночи на хрипящей от усталости лошади.
Наконец Титова вырвал из всего этого сумбура пронзительный петушиный крик, прозвучавший как будто над самым ухом, и мужчина, дёрнувшись, сел в постели, сонно тараща глаза в рассветный сумрак и нащупывая на боку наган. Через пару мгновений поручик сообразил, что он вообще-то спит в одних подштанниках и кобуры на привычном месте быть не может, вон же она, на спинке стула поверх кителя.
Более-менее очнувшись, Натан понял, что успел сильно озябнуть: приятная прохлада вечера сменилась промозглой утренней сыростью. Да ещё голова после такой тревожной ночи была тяжёлой и пустой, а настроение — угрюмым. Окно закрывать Титов не стал, вместо этого поднялся и принялся за зарядку, чтобы и согреться, и проснуться сразу. Окончательно добиться последнего помогло ведро воды, опрокинутое на голову на заднем дворе.
Хозяйка, старая бездетная вдова Марфа Ивановна Проклова, тоже поднималась рано: надо было подоить пару вредных бодливых коз и отдать их пастуху, покормить кур и приготовить еду. Самой-то сухонькой бойкой старушке много не требовалось, но с постояльцем они условились о полном пансионе. Впрочем, такие заботы одинокой женщине были даже в радость — всё веселее. Да и среди соседок Марфа Ивановна вдруг приобрела дополнительный авторитет: уже вся улица знала, что постоялец её из самого Петрограда прибыл для усиления здешнего отделения Департамента полиции, а то и для контроля за его работой. И вроде как из Охранки прислан, где лично виделся с государем и был им отмечен, а здесь полицмейстер встречал его как родного — значит, точно птица высокого полёта.