Угарит
Шрифт:
– Да ладно тебе, – отмахнулся Венька, – Давай лучше по городу побродим, раз уж нас сюда занесло. Может, еще какие следы предшественников найдем? Судя по всему, они тут не день и не два прожили, наверняка наследить должны были.
– Ну давай, – согласилась я. В конце концов, действительно интересно, что тут могло еще остаться от этих неведомых парня с девицей. И как их сюда занесло, спрашивается? И при чем тут французский журнал, если парень явно англофон?
В общем, вопросы множились как кролики, а вот с ответами было как-то плохо. Мы побрели куда глаза глядят, без особого плана. Просто раз уж оказались
Судя по сохранившимся руинам, город когда-то был и впрямь большим и красивым. Только кто ж его так разнес вдребезги и пополам? И почему, за что? Все-таки никак у меня не укладывается в голове эта древняя жестокость и безумие уничтожения…
Спутники наши держались позади, видимо, почувствовали, что не стоит нам сейчас досаждать своими разговорами. Довольно долго они вели себя весьма деликатно, но в тот момент, когда я, споткнувшись о большой камень, хотела свернуть в некое подобие переулка, жрец кашлянул и осторожно поинтересовался, на что так сильно разгневалась светлейшая Йульяту, что даже не хочет зайти в свой бывший дом, точнее в то, что от него осталось.
Дом? Мы с Венькой переглянулись, ощущая себя порядочными ослами. И правда, как мы не подумали, что предшественники должны были где-то жить? Да, мозги нам крепко поотшибало. Но раз уж мы оказались у жилища этой самой неведомой Жюли, пройти мимо было бы верхом идиотизма.
В итоге Венька ответил что-то типа того, что Госпожа огорчена тем запустением, в который пришел ее дом, и мы, пригнувшись, протиснулись между двумя кучками камней, явно оставшихся от былой передней стены. Внутренняя часть дома, как ни странно, была разрушена не так уж и сильно. Дырки в крыше, конечно, зияли, но было их не слишком много. Более того, кто-то явно пытался поддерживать минимальный порядок.
– А кто здесь сейчас живет? – поинтересовалась я и совершенно обалдела от ответа, что это, оказывается, говоря нашим языком, мой личный дом-музей.
Нам рассказали: с тех пор, как на Угарит обрушилось величайшее несчастье, в доме этом никто никогда не жил. Но у него всегда была хранительница, следившая за чистотой и порядком, а еще за тем, чтобы на кухне всегда была еда и свежая вода, если хозяйка внезапно вернется. Потом Венька сделал паузу в переводе, что-то уточняя и переспрашивая у аксакалов, а потом поглядел на меня с совершенно одуревшим видом.
– Юлька, прикинь, хранительницами здесь всегда были женщины, у них эта профессия передается от матери к дочери. Но все они… ну, короче, они обязательно должны переспать со всеми мужчинами города, как завещала им ты.
– Венька, ты совсем рехнулся? – не выдержала я. – За кого они меня тут принимают, и ты вместе с ними? Что и кому я могла завещать в этой чертовой дыре, скажи на милость? Ты хоть не поддавайся на весь этот бред, а? А то я с вами всеми спячу окончательно.
– Да не кипятись ты, – отмахнулся Венька, – Ну не ты, не ты, а Жюли. Что ты к словам придираешься? Для них все равно что ты, что она – это один человек.
– Ну и где эта моя персональная музейщица? – полюбопытствовала я, оглядываясь по сторонам.
Из-за спин наших спутников-аксакалов робко выдвинулась худенькая женская фигурка в довольно прилично сохранившихся лохмотьях. Бесконечно кланяясь
В конце концов Венька довольно строго объяснил доисторической даме, что нет, есть мы сейчас ничего не хотим. И пить тоже. Но что светлейшая Йульяту благодарна своей верной ученице за все ее труды по сохранению дома. И что нет, никто не будет ее карать ни за дыры в потолке, ни за местами осыпавшиеся куски стен. Впрочем, водички попить мне бы точно не мешало, но я уж решила потерпеть немного, и без того слишком много было суеты.
Трескотня наконец затихла, и моя личная смотрительница наконец искоса заглянула мне в глаза и поинтересовалась, что мне будет угодно ей приказать. Я впала в окончательное замешательство. Сказать «принесите-ка нам, милочка, все оставшиеся от Жюли артефакты» – так ведь не поймет… А как же сформулировать-то, что мы вообще здесь хотим?
На помощь, как водится, пришел Венька. «Госпожа хочет видеть свои…» – он замялся, но девица (да, пожалуй, она все-таки была достаточно молода) понятливо кивнула и ринулась куда-то в угол, туда, где лично я видела исключительно большую кучу мусора. Порывшись в этих руинах, она вернулась к нам и с поклоном протянула что-то вроде металлической чаши, покрытой металлическим же диском.
– Здесь все, Госпожа, все, что ты оставила, отправляясь в поход. Мы все сохранили в ценности и сохранности.
Час от часу не легче! Куда еще эту Жюли неугомонную понесло? Я невольно почувствовала тревогу за эту неведомую девицу, угодившую в ту же западню, что и мы, хрен знает когда. Ну да ладно, потом разберемся… если сможем, конечно.
Я забрала у девицы чашу, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Венька щелкнул по ней ногтем, пробормотал «Бронза, однако!», и мы столкнулись лбами, стараясь опередить друг друга и заглянуть внутрь.
Да, денек и впрямь оказался артефактами богат. На скругленном дне чаши покоились бережно уложенные друг на друга несколько пожелтевших и замахрившихся по краям листков, прозрачная ручка Bic с совершенно опустевшим стержнем, пуговица с обрывком нитки в ушке, пустой патрончик из-под аспирина и монетка с петухом и сакраментальным лозунгом Великой Французской Революции про свободу, равенство и братство.
Галантерейную дребедень мы оставили без внимания, а вот в листки вцепились оба, постаравшись вытащить их как можно аккуратнее.
– У, это не по моей части, – разочарованной свистнул Венька, вглядевшись в довольно кривые и неровные строчки. – По-английски я еще куда ни шло, а тут другой какой-то…
Пришлось мне собирать в кучку остатки школьных знаний, благо, учила я этот другой язык все-таки на совесть. Вот хоть в мелочь, а приятно над нашим всезнайкой-задавакой верх взять, что ни говори! Впрочем, судя по тексту, парижанке моей со спутником вообще крепко не повезло. Хотя сплошной лямур-тужур-бонжур она и тут, похоже, устроила… Почерк был немного разлетистый, но очень ровный и четкий.