Угарит

Десницкий Андрей Сергеевич

Как было бы глупо погибнуть здесь и сейчас… За что, чего ради? Зачем мы вообще оказались в этой дыре, в этом чужом времени, в чужой истории?

– Чтобы возвести на трон Соломона, – неожиданно спокойно и уверенно ответила Юлька. Выходит, это я не просто подумал про себя, но сказал вслух… Или уже ничего не надо было говорить вслух, всё было и так сразу на двоих?

– Неужели он не стал бы царем без нас? Неужели наша помощь была ему так необходима?

– Но может быть, это нам было нужно нам самим? Не всемирную историю мы тут меняли – а нашу собственную жизнь?

Если только она сейчас не оборвется, чуть не произнес я вслух… или произнес?

– Не оборвется, – твердо сказала Юля, – она начнется. Другая, настоящая. Обязательно начнется, я точно знаю.

Да кому и знать о начале жизни, как не женщине? И мне вдруг стало легко и спокойно на душе. Точнее, нам стало. Ворох мыслей и беспокойств: что, куда, как, зачем, почему? –

отступил, растаял, испарился. Только мы, только здесь и сейчас. Мы прикрыли глаза – всё равно смотреть было не на что – и отдались этому темному, густому потоку под названием «время». Он нёс нас из одной точки в другую, и не было возврата, и не было смысла в его течении. Или был, но оставался для нас неизвестным? Щепочка, брошенная в ручей, если бы могла чувствовать – наверно, чувствовала бы то же самое, что и мы. Она бы не знала, что мальчишка на берегу назначил ее фрегатом и пустил в далекое плавание. Она бы не смогла ни пристать к берегу, ни даже утонуть, ей оставалось только быть собой и плыть по течению. Как нам.

Я не знаю, сколько прошло времени – четверть часа или четыре, или четверо суток… но стены задрожали. Или это мы дрожали от холода и возбуждения? Нет, стены качнулись, и еще, и еще раз, и сдавили нас, и я в ужасе открыл глаза – и ничего не увидел. Мне показалось, что я ослеп, но это был мрак, густой, полный, могильный мрак, и не было уже той щели, сквозь которую мы сюда залезли – и я решил, что мы умерли.

А стены качались, толкали нас, и Юлька прижималась ко мне, и в первобытном ужасе я протянул руку наверх, и не нащупал потолка, и стал карабкаться, обдирая бока, туда, наверх – сам не знаю, почему. А Юлька ухватила меня за ногу и поднималась за мной, и даже подсаживала, словно мы стали одним единым организмом с восемью конечностями и двумя головами, и чувствовали мы одно и то же. Камень был скользким и мокрым, и он отчего-то казался живым, немного податливым – или это стены пещеры меняли свои очертания?

Да, они колебались! Это, наверное, было землетрясение, только совсем странное, и я даже не знал, как будет безопаснее – пересидеть его внутри или все же вылезти наружу. И вдруг стена толкнула меня в грудь, сдавила так, что круги поплыли перед глазами, я задыхался, я уже не чувствовал Юльки… но над головой забрезжил свет! Мои ли руки и ноги карабкались к нему, или сама пещера выталкивала меня наружу? Я не знаю. Я не помнил себя, я был беспомощней младенца…

Яркая вспышка, взрыв солнца – или, точнее, солнечный луч ударил мне в лицо. Я рванулся, подтянулся на руках – и я был снаружи! Я не видел ничего, ослепленный этим ярчайшим светом, я слышал крик, но не мог его понять, и только протянул руку туда, во влажное чрево пещеры, ухватил Юлькино запястье…

Нас, кажется, кто-то искал там, откуда мы пришли. Кто это был? Где мы были тогда? Что было с нами? Мы лежали, оглушенные светом и звуком, на жесткой и сырой земле, перемазанные какой-то слизью и кровью – исцарапались, пока лезли. Кто мы? Я не мог ответить и на этот вопрос.

Но крик был знакомым. Он исходил откуда-то сверху и сбоку, он разливался по свежему воздуху, заполнял мир переливами гласных звуков… «Аллаху акбар!» Это кричал о величии Творца муэдзин, заунывно и спокойно, кричал о том, что и так всем известно, но о чем порой приходится напоминать.

Невдалеке гудела торопливая машина, не обращая внимания на трели муэдзина, и еще высокий женский голос звал по-арабски Фатиму, ну куда же она запропастилась, ее не в магазин посылать, а только за смертью, и если папа узнает, что она опять встречалась с этим Ахмедом, то не миновать ей взбучки, и вообще она сейчас в полицию позвонит, и тогда позор Фатиме на весь квартал, на весь Аль-Кудс, на всю Палестину… А это что за оборванцы валяются тут при дороге, да еще в крови, надо точно позвонить в полицию, и пускай их забирают – а ей отвечал другой женский голос, что пожалуй не надо, и что лучше подойти и посмотреть, и может быть, даже помочь, так что пусть позовут мужчин, а то стыд такой, там парень почти голый, в каких-то лохмотьях, порядочной мусульманке и смотреть-то в его сторону грешно, здесь вам не Яффа, чтобы в таком виде разгуливать.

– Вот мы и дома, – только и сказал я, – вот мы и дома.

Но это был, конечно, не дом. Надо ли рассказывать про то, как нас действительно подобрали, напоили чаем, накормили фалафелем и пловом, дали принять душ (какое же это блаженство!) и даже снабдили кое-какой одежонкой, ну, в обмен на некоторые мелкие сувениры из десятого века до…? Жаль, поклажа моя так и осталась в пещере, и меч тоже, но чуточку серебра все-таки было в кожаном мешочке на шее. Когда ты путешествуешь по Ближнему Востоку, всегда носи немножко универсальной валюты в укромном месте прямо на теле, такое тут правило – пригодится, и даже очень.

И как потом пришлось менять у часовщика, что возле Махане-Йехуда (кто же его не знает!) другую часть серебра на израильские шекели, и плести всякие небылицы

про найденный клад, и разыскивать старых друзей, и рассказывать им какие-то байки про наше похищение экстремистами в Сирии и про то, как мы еле от них сбежали, но ничего не помним, потому что были всю дорогу с завязанными глазами и под действием психотропных веществ, и потом повторять ту же самую байку в российском посольстве, чтобы выправить бумаги, и в израильской службе безопасности… и как распсиховалась Юлька и передавала этим шин-бетникам [9] со скользкими глазами привет от царя Давида и расписывала подробности детских жертвоприношений в Финикии – вот тут они поверили про психотропы, отстали. И как проверяли мы по выброшенным газетам, в тот ли мы попали мир, в тот ли год – оказалось, ровно десять месяцев нас дома не было, как звонили домой по чужому мобильному, объяснялись с родными… Особенно Юлька, насчет того, что приедет не одна, а в некотором роде с мужем и даже не только с ним. Про «не только» и я, признаться, прибалдел, когда услышал.

9

Представители Шерут Битахон, израильской службы безопасности.

А все-таки мы дома. И дочка у нас красавица, всем на загляденье! Еще бы: три тысячи лет отделают зачатие от рождения, мало кому так повезет. Честно скажу, что семейная жизнь с этой вот егозой, она в чем-то даже превосходит по степени крутизны и неадеквата любые спецоперации в доисторическом прошлом, но это уже совсем, совсем другая история! И нечего, нечего мне тут говорить, это не я тогда в пещеру первым полез!

59

О Соломоне.Даруй, Боже, царюсправедливость свою,правосудье Твое – царскому сыну.Пусть по правде судит он Твой народи решит справедливо тяжбы бедняков Твоих.Пусть с гор благополучие к народу придет,и холмы да принесут плоды по правде.Пусть он тяжбы обездоленных решит,спасет детей бедняка,угнетателя истребит.Пусть он живет долго, как солнце,из рода в род – пока светит луна.Пусть дождем он прольется на луг,ливнем землю оросит.Пусть праведник процветает при нем,пусть изобилует счастье, пока светит луна.Пусть он правит от моря до моря,от Реки до краев земли.Пусть звери пустыни падут ниц перед ним,и враги его пусть лижут пыль.Цари Таршиша и островов пусть везут ему дань,цари Сабы и Савы пусть дары несут.Пусть склонятся пред ним все цари,все народы пусть служат ему.Он спасет тех, кто беден и заступника зовет,тех, кто нищ, кому никто не поможет.Над бедным и нищим сжалится он,обездоленным он поможет,от насилия и гнета избавит их,тяжко видеть ему их смерть.Пусть живет и здравствует он!Пусть несут ему золото Сабы!Пусть всегда молятся за него,благословляют его каждый день!И настанет в стране изобилие зерна,на горах плоды будут, как на Ливане,людей в городе – что травы.Да пребудет его имя вовек,пусть его род не прервется под солнцем.Для всех народовон станет благословеньем —и счастливым его назовут.Благословен Господь Бог, Бог Израиля:только Он творит чудеса;благословенно и славно Его имя вовек,и пусть наполнится Его славой земля!Аминь, аминь!Конец молитв Давида, сына Иессея [10] .

10

71-й псалом в переводе М.Г. Селезнева.

Монреаль и Москва, 2009–2012 гг.