Угли войны
Шрифт:
Через полчаса, обернув полотенце вокруг талии, я лежала на койке со стаканом в руке. Разогретая под душем кожа светилась. Я чувствовала себя чистой, свежей и чуть больше чем под хмельком.
В дверь постучали.
– Кто там?
– Престон.
– Что тебе надо? – спросила я, садясь, и подтянула полотенце до горла.
– Можно войти?
Я окинула взглядом разбросанную по полу одежду и снимки мужчин, приклеенные к переборке над головой.
– Нельзя.
– Я не могу уснуть.
– Прими таблетку.
– Не могу, – он перешел на шепот, – страшно.
Я
– Страшно принять таблетку?
Завязывая пояс халата, я ногой отпихнула под койку самые неприличные предметы разбросанного белья. Когда открыла дверь, Престон отшатнулся:
– Нет, не то. – Он кончиками пальцев тер себе горло – откровенно нервный жест. – Я не могу спать один.
Ребенок во взрослом теле… впрочем, разве не все мужчины такие?
– Ну, сюда я тебя спать не пущу.
– Я и не прошу, просто… – он осекся, не сумев выговорить, чего же ему на самом деле надо, – как я поняла, просто чтобы кто-то с ним побыл.
Я сжала зубы и вздернула подбородок. Я капитан, а не нянька.
– Вернись к себе.
– Но…
– Офицер Мендерес, я жду от вас всего двух слов.
Престон сглотнул и уставился в пол. Уши у него горели – наверное, от стыда.
– Есть, капитан.
– Хорошо, – я взялась за створку двери, собираясь закрыть, – а теперь возвращайся в каюту, пока не получил взыскания.
Он поежился:
– Капитан, я надеялся…
– Выполнять, солдат!
Я захлопнула дверь и поплелась к койке. Понимала, что про сон нечего и думать. Я и до этого стука в дверь была на грани: из-за предстоящей спасательной операции и вероятного – а может, и неизбежного – отстранения от службы. Я усилием воли удерживалась, чтобы не мерить шагами каюту и не потирать друг о друга ладони.
– Корабль?
– Да, капитан?
На стенном экране появилась аватара «Злой Собаки». Она оставила прежнее лицо, только теперь добавила еще черное кимоно.
– Я была с ним слишком жестока?
– Не знаю, компетентна ли я судить.
– Тебе наверняка приходилось разбираться с неопытными членами команды.
– Смотря что ты под этим понимаешь. – «Злая Собака» понизила голос. – Однажды при проникновении в Мессианское Скопление мне пришлось применить шесть ядерных зарядов ближнего действия, чтобы отпугнуть пару…
– Нет, я о другом. Я имела в виду – по-человечески разбираться.
Целых три секунды корабль словно обдумывал вопрос. А когда ответил, голос его был ровным и начисто лишен выражения.
– Я не человек.
– Но в тебе есть человеческие компоненты?
Вторая пауза показалась еще дольше.
– Тебе хорошо известно, – «Злая Собака» нахмурилась, – что некоторые отделы моей центральной нервной системы выращены из собранных стволовых клеток.
– Известно.
– Так что ты имеешь в виду, капитан?
Я покачала головой. Забыла, что хотела сказать. Вместо ответа встала и пошла в ванную.
Когда погибли родители, я училась в колледже. Они находились на борту исследовательского судна «Зеленый фитиль», взорвавшегося при картировании аккреционного диска черной дыры. К тому времени, как поисковики обнаружили их
Сейчас, через десять лет и полгалактики оттуда, я навалилась на раковину и в безжалостно ярком освещении запотевшего зеркала рассматривала морщины у глаз, волоски ранней седины на висках.
– Возможно, – сказала я кораблю, – мне одиноко.
13. Злая Собака
Ей, возможно, одиноко!
Что она понимает в одиночестве! Я улетела от всего, что мне было дорого, отказалась от своего предназначения и посвятила жизнь служению людям. Выберите любой объективный тест – он покажет, что я почти настолько же человек, как капитан Салли Констанц. Пусть мои имплантаты лучше, мыслительные процессы быстрее и гибче, вооружение в миллиард раз мощнее, но по сути я такая же личность. В моей основе – стволовые клетки, собранные на поле боя, таком далеком, что солнечный свет, согревавший лицо умирающей, дойдет сюда только через двадцать лет. От щедрот меня наделили и собачьими генами, добавив упорства и готовности порвать всякого глупца, дерзнувшего угрожать моей стае.
Я живая. Пусть моя скорлупа – экзоскелет машины убийства из углеродных связей, а органы – механизмы из пластмасс, но в глубине – в ядре моего «мозга», под слоями кремния и света – скрывается несколько килограммов мягких и сальных органических нейронов. Я не машина; я существо, в котором смешались человек и животное. Я могу проследить происхождение своих спиралей ДНК до околоплодной жижи болот, в которых возникла вся земная жизнь. Я в родстве с птерозаврами, с древними волками и ястребами. Многие мои гены идентичны генам моей команды; мысли, потрескивающие в моем распределенном киборганическом сознании, не уступают тем, что гудят в их хрупких кальцитовых черепах.
Я люблю их.
Я жалею их.
Я никогда не стану для них своей.
В меня встроили готовность к потерям в команде, способность адаптироваться к перемене состава. Формирование привязанностей не было задано во мне изначально, оно постепенно развилось со временем. Непредвиденный побочный эффект базовых элементов.
Сейчас я человек во всех смыслах, какие стоят внимания.
Я волк.
Я четырнадцатилетняя девочка в обличье ракеты.
14. Нод
Чинил машины, потом спал.
Люди говорили.
Я слушал и чинил.
Потом спал.
Снилось гнездо высоко в ветвях Мирового Древа, сложное сплетение волокон под корой, у каждого своя функция, каждое восприимчиво к самым деликатным манипуляциям.
Снилось обслуживание Мирового Древа. Знал, что для Древа мой народ – руки. Использует нас для поддержания здоровья, для поддержания функций. Радовался сложной задаче. Радовался ласке фотонов, миллионы лет свободных от родного солнца. Чувствовал их падение, как дождь на листве родного древа.