Угли войны
Шрифт:
Во время базовой летной подготовки мы все это испробовали. Всем предлагали уставиться в пустоту гиперпространства и не отводить взгляда, пока в ней не станут мерещиться узоры и искры. Но почти никто не захотел бы этого повторить – большинству хватало однажды узнать, как оно бывает. Вызванные таким созерцанием кошмары и головные боли отбивали охоту к новым попыткам. Те немногие, кто пробовал второй и третий раз, – а на каждом курсе таких находилось один или двое, – рисковали заблудиться в видениях и паранойе, поверить в шевелящихся на дальней границе восприятия титанических существ,
Из рубки я первым делом отправилась в каюту к Альве. Дверь была открыта. Я вошла и, скрестив руки на груди, прислонилась к стене:
– Привет.
Она сидела на кровати, разбирая личное оружие. Не поднимая глаз, бросила:
– Я тебя с того конца коридора услышала.
– Не хотела являться без предупреждения, – сказала я, разглядывая полуразобранный пистолет, сложенные на тряпице у нее под ногами детали. – Хорошо повеселилась на Камроз?
– То еще веселье.
Она вздернула подбородок, так что мне стали видны наливающиеся синяки под глазами и чистая ленточка хирургического пластыря на переносице.
– А ты? – спросила она. – Виделась с посланником?
– Да.
– Досталось тебе от него?
Я понуро усмехнулась:
– Не так, как тебе.
Альва подняла правую руку промокнуть уголок левого глаза, и я увидела, что костяшки у нее тоже заклеены пластырем.
– Но в дерьмо макнули? – спросила она.
Я вздохнула:
– Он захочет со мной побеседовать после возвращения.
– Уволят, как думаешь?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Могут.
– Это хорошо, – жестко добавила Альва.
Я отвела глаза от ее вызывающего взгляда и тихо сказала:
– Что я могла сделать? Даже корабль не успел среагировать.
Боковым зрением я увидела, как она кривит губы.
– Ему вообще не полагалось там стоять.
Она наклонилась, начала собирать пистолет, с машинальной точностью устанавливая на место каждую деталь.
– Если бы ты выполнила свои обязанности, – заявила Альва, – мы бы знали, кто обитает в море. Ты бы предупредила его не приближаться с носилками к воде.
– И мы бы потеряли тех двоих, что вытащили с «Хобо».
– Мы их и так потеряли.
Я крепче обхватила себя за локти:
– Не в этом дело.
– Разве?
Я возвращалась к себе в каюту длинной дорогой по круговым коридорам жилой зоны. Надо было пройтись, выпустить пар и вытоптать напряжение, от которого сжимались кулаки и с каждым выдохом из горла вырывалась брань. К сожалению, мне стало еще хуже, когда я сообразила, что этот путь ведет мимо каюты Джорджа.
Перед его порогом я замедлила шаг, думая, как избежать новых напоминаний о своем провале. С Престоном я здесь уже побывала, и хватит на сегодня. Не тянуло видеть вещи Джорджа, лежащие так, как он их оставил: снимки дочери и внуков – на переборке, сувениры – на полках. Не хотелось вдыхать успокоительный домашний запах нестираных простыней. И я просто тронула ладонью холодную сталь дверной створки и прошла дальше, мимо сотен других пустых и темных кают, стараясь твердым и быстрым шагом разбить вставший в пищеводе ком.
Я поступила, как,
10. Злая Собака
Я, заключающая в себе ингредиенты, взятые от человека и собаки, питала естественное любопытство к истории земной жизни. Потакая этому любопытству, я просматривала записи бейсджамперов, бросавших свои хрупкие тела с утесов и крыш небоскребов. Я видела, как ветер трепал их одежду, воображала, как он выл в ушах, как хлестал холодом по лицам, бил в грудь и по ногам. Несколько мимолетных мгновений свободного падения на опасной грани между бытием и небытием, с верой, что парашют подхватит до удара, опустит на землю живыми и здоровыми.
Я говорю об этом потому, что это человеческое переживание ближе всего к прыжку сквозь гиперпространство.
Оставив позади Камроз и прыгнув к месту назначения, я зависла посреди ничто. Я чувствовала бьющий по корпусу ветер (который не был ветром), слышала растянутый и усиленный электромагнитный рык вселенной. Перекликались между собой корабли в отдаленных системах, и я слышала эхо их голосов, как песню кита подо льдами Арктики. Звезды ревели, как пламя сварки. И я рвалась сквозь туманы, подобно летящему с небоскреба парашютисту, в восторге от исполнения того, к чему была предназначена.
Инструмент, как и оружие, живет только в те мгновения, когда его используют. Я, отрекшись от войны, существовала теперь ради этих секунд прыжка из вселенной по блистающей дуге сквозь бездонное ничто, когда полагаешься только на свои расчеты: они подхватят и в сохранности донесут до цели.
Допустившие ошибки в расчетах или прыгнувшие с неисправными двигателями суда редко возвращались из высших измерений. Я помнила несколько таких по военным временам – хорошие корабли, пошедшие на отчаянный риск в надежде спасти себя и свою команду – и пропавшие навсегда, безвозвратно канувшие в туман.
В населенном людьми кольце на моей талии выключали наружные экраны. Пустота лимба тревожила глубинные инстинкты людей. Их мозги млекопитающих, слишком долго пробыв лицом к лицу с бездной, начинали рисовать саблезубые тени, проступающие из тумана за устьем пещеры. Миллионы лет эволюции встроили в них способность отыскивать формы и образы, находить в сумятице листвы затаившегося хищника. В полной бесформенности высших измерений самопроизвольно включался тот же инстинкт, создававший осмысленность и угрозу там, где их нет.