Угловой дом
Шрифт:
А я ему в ответ: «Запишу, — сказал, — тебя в учителя свои и стану называть отныне „Костя-муэллим“!..»
А про себя думаю: «Мало было у меня учителей, из дальних краев еще один выискался!..»
Князь любит говорить:
«Ашуг без учеников — не ашуг». Это он о себе.
И еще любит говорить:
«Ашуг без учителей — тоже не ашуг». А это уже обо мне.
А если я желаю быть ашугом одной возлюбленной и вкушать яркие звезды на черной скатерти неба, тогда так, Нияз-муэллим? А что скажете вы, Костя-муэллим?
Князь и Костя переглянулись и удивленно
11
Страсть испепелила душу, вспыхнуло вдохновенье, и он, взяв саз… Из народного сказания
Как и условились с гипнотизером, ранним утром я направился в клинику, где он работал. День, выдался ясный, было безоблачно и на душе.
У входа в клинику меня окликнули, гляжу — Лина.
— Обманщик!..
Но глаза улыбались, и об обиде не могло быть и речи.
— Понимаешь…
Но она не дала договорить, тем более что я не успел придумать оправдания: все же она права, я вчера ее подвел, хотя и не виноват: не мог же отказать Косте?!
— Оправдаешься потом! Я отпросилась на два часа, и часы эти — наши с тобой!
— Но твой ведь ждет, неудобно.
— Тогда пойди и скажи, что занят, придешь через два часа! Я буду ждать тебя у сквера.
И ушла.
Гипнотизер встретил меня перед корпусом, красивый, как молодой бог. Белый халат шел к его черной библейской бороде, густые сросшиеся брови и угольно-черные волосы четко обозначали высокий светлый лоб. А глаза!.. О них я уже говорил, могу сказать иначе: глубокие, как океан, и загадочные, как ночь. Пусть банально, но это так. Лина рассказывала, что в нем смешалось несколько кровей — немецкая, шведская, польская. И даже турецкая. И от каждой — по полтора-два процента.
Он уловил мое замешательство.
— Кажется, дела заставляют вас изрядно попотеть?
— Да… С вашего разрешения, на два часа… Машинистки еще не успели… — Что со мной? Уж не лишаюсь ли я дара речи под его пристальным взглядом? Еще чего не хватало! Несколько раз, заметая следы, упорно повторял свою мысль о машинистках, которые «еще не успели».
— Ничего, все образуется, пока они будут печатать, мы закончим. — И, взяв меня под локоть, чуть ли не втолкнул в корпус и, не успел я опомниться, накинул на плечи халат; опутывая неведомыми волнами, повел прямо в свой кабинет.
И в это же самое время зазвонил телефон.
Это была Лина, я узнал ее голос.
— Пришел? — спросила она.
— Да. — Он посмотрел на меня. — Сидит передо мной, и я сейчас начну.
Душа ушла в пятки. «Сейчас начнет!»
В трубке защебетал голос Лины:
— Не забудь пригласить его вечером к нам! Увлечешься гипнозом и забудешь! Скажи ему сейчас и напиши наш адрес!
— Хорошо.
— Пиши, я жду!
По-моему, последнее слово предназначалось больше мне: она ждала.
Гипнотизер написал свой адрес и передал мне.
— Ваша просьба, мадам, выполнена. — И повесил трубку.
Переждав
Как только повесил трубку, телефон зазвонил. Мужской бас заполнил кабинет:
— К вам невозможно дозвониться, срочно к главврачу.
— Подождите меня минутку, — сказал он мне, — я сейчас.
И вышел. Выходя, кинул на меня подозрительный взгляд и закрыл дверь; я услышал поворот ключа в замке, толкнул дверь — она была действительно заперта! «Кап-кап», — подумал я, и мне стало не по себе. Снова раздался звонок, я тут же поднял трубку.
— Ушел? — Голос показался знакомым.
— Да, — машинально ответил я и в тот же миг понял, что это Лина.
— Выходи, я жду тебя!
— Но он запер дверь снаружи!
— На шкафу есть ключ, бери и открывай!
Провел рукой по шкафу — вот он, ключ. Быстро открыл дверь, положил ключ на место, осторожно выглянул — никого! Выскочил в коридор и бегом — к выходу… Так, помнится, удирал из школы. Не успел разбежаться, пришлось резко затормозить — я не поверил глазам! У входа в корпус, потирая руки и довольно улыбаясь, стоял, поджидая меня, гипнотизер.
— А я вот заждался вас… Что так замешкались?
Крепко сжал мой локоть и, как провинившегося ученика, повел прежней дорогой к себе в кабинет. Да, будто учитель застукал озорника. Во мне заговорило давнее, уснувшее, пришла на помощь школьная уловка, и я притворился, что ничего особенного не произошло.
— Вы ушли, и я решил, что задержитесь, вышел прогуляться.
Он замедлил шаг и с укором покачал головой. «А дверь?» — будто послышалось мне.
— И дверь открыта.
Как ему возразить мне? Ведь неудобно сказать, что он запер меня?
Он сел в кресло и молча уставился на меня.
— Когда вы покажете свое искусство? — Я обретал прежнюю форму, от замешательства не оставалось и следа. Гипнотизер ответил не сразу:
— Сейчас позвонят, я жду.
И в самом деле позвонили. Лицо гипнотизера просветлело. Но странно: подняв трубку, он не отозвался. Молчала и трубка.
— Может, я плохо слышу? — сказал он мне. — Пожалуйста, послушайте и вы. — Трубка оказалась между нами, повиснув над столом.
— Нет, и я не слышу, — ответил я, и в ту же минуту я почувствовал, как на том конце провода со злостью швырнули трубку. Что бы это означало? Если бы гипнотизер не расхохотался, я бы так и не сообразил, в чем дело. Ну и мастер!..
— Что же, вы блестяще продемонстрировали свое умение!
— Разве? — Он хихикнул. — А гипноз?
— Чего не видел, о том сказать не могу. — «Не очень уж гордись победой, друг! Это всего лишь временный успех!» Я хотел вложить в свою фразу именно этот смысл, и он дошел до собеседника. Лицо его стало суровым, и он напряженно сосредоточился на чем-то своем, неведомом мне.
— Пойдемте!
В душе зашевелился страх: на кой черт я согласился, чтоб меня гипнотизировали? Мало у меня забот, что ли? Но отступать уже было некуда.