Угловой дом
Шрифт:
На улицу Стачек к Уралмашзаводу шел трамвай.
В здании заводоуправления эвакопункту было отведено несколько комнат. В помещении, где шла регистрация эвакуированных, в ряд стояли столы. Мария пристроилась в очередь к столику, над которым была табличка: «Москва».
— Клавдия Голубкова? — спросила регистраторша, — Такой у нас нет.
— Извините, — поправилась Мария, вспомнив фамилию Виталия, — не Голубкова, а Мастерова!
— Ну, тогда другое дело, как же, знаю такую.
Мария обрадовалась, но в тот же миг внутри у нее что-то оборвалось
— Но твоя сестра в Москве осталась, девушка! Это я знаю точно. — Регистраторша открыла толстую тетрадь, нашла нужную страницу. — Вот, смотри.
Мария наклонилась и прочла: «Мастерова Клавдия Ивановна с дочерью семи лет. Отказалась ехать». И дата.
— Она собиралась с нами ехать и в последнюю минуту раздумала.
— Как же теперь быть? — растерялась Мария.
— Думай не думай, а выход один: надо устраиваться на работу. Какая у тебя специальность?
— Певица, пела в театре.
При этих словах на Марию стали поглядывать даже из соседних очередей.
— Да… С такой специальностью у нас тебе работа не найдется. Нам нужны токари, фрезеровщики и сверловщики. Придется переквалифицироваться.
Мария сникла.
— Ладно, что-нибудь придумаем. Получишь место в общежитии, будешь жить.
— Я с дочерью.
— Какого возраста?
— Восемь лет.
— Будет учиться. — Регистраторша что-то записала па листке и сказала — Зайди через два часа, я тут переговорю.
Только сейчас Мария поняла, что ей предлагают работу.
— Но здесь наш театр, — сказала она, — и я найду своих.
— Ну тогда ищи свой театр и нам не мешай! — почему-то обиделась регистраторша и зачеркнула запись.
Мария и Катя вышли из заводоуправления и медленно побрели по улице. Надо где-нибудь посидеть, сосредоточиться.
На трамвайной остановке кто-то позвал:
— Мария!
Оглянулась и к радости своей увидела школьную подругу Люду Козик, с которой не встречалась с тех пор, как Мария уехала из Москвы по распределению.
— Машенька, тебя тоже сюда эвакуировали? Какая у тебя дочь большая и красивая.
— Приехала, думала, Клава здесь, а она в Москве осталась. Даже не знаю, что и делать.
— Поедем ко мне, мы уже устроены, дома обо всем поговорим.
Вскоре после окончания школы Люда вышла замуж. А когда Мария кончила оперную студию при консерватории, у Люды уже был сын. Муж Люды был комбатом, и бывшие одноклассницы не без зависти говорили о нем.
По дороге Люда рассказала, что она уже месяц в Свердловске, живут они в центре города. Муж Люды стал генералом. Комендант Свердловска — один из близких его друзей, и он, если надо, поможет и Марии.
Люда с матерью и сыном жила в большой светлой комнате, в доме для семей комсостава; здесь раньше была гостиница, и поэтому умывальник с овальным зерцалом на мраморной стенке стоял прямо в комнате; в коридоре у каждой из дверей — столики с примусами и кастрюлями.
На Люде нарядное шелковое платье, волосы аккуратно уложены, и вся она подтянутая, собранная, ни усталости в походке, быстрая и энергичная.
Люде казалось невероятным то, что пережили Мария с Катей за их долгий путь.
Она слушала Марию и с каждой ее фразой мрачнела. Мария уловила это, но уже не могла остановиться. Ей казалось, будто все приключилось не с нею и Катей, а с какими-то хорошо ей знакомыми, но чужими людьми. Море, утонувшие корабли, Новороссийск, день, когда она остановила поезд, волжские теплоходы и баржи, измазанные мазутом, Сталинград… Как будто прожит целый год и не месяц назад они выехали из дому.
Мария раньше думала, что, как только они доберутся до Свердловска, все их беды кончатся. Но вот она в Свердловске, и сестры здесь нет. Но если бы Клава и встретила Марию, все равно ничего еще не было бы решено. И зря она так упрямо рвалась сюда. И театр здесь, но Марии от этого не легче. Только в Москве, думала Мария, она сумеет устроить свою жизнь. Только в Москву! Туда, где прошло детство и ничего не страшно. Там ее дом, там даже стены помогут. К тому же дома Клава. Жизнь в любом другом месте — временная. А интуиция подсказывала Марии, что в сумятице войны ей поможет выстоять только чувство постоянства. И Виктор будет искать ее в Москве. Город этот казался ей самым надежным местом на всей земле.
— Это безумие! — отговаривала ее Люда.
Люде ее не понять. Марии уже казалось, что Люда и прежде не понимала ее. Не поймет теперь.
— Куда ты едешь? — удивлялась Люда. — Немцы под Смоленском. Это же близко от Москвы!..
Уже несколько дней, как в сообщениях Совинформбюро появилось это новое Смоленское направление, и каждый раз, боясь не услышать о нем и понимая, что это может означать, Люда со страхом прислушивалась к голосу диктора.
— Москву бомбят каждый день! — пугала она Марию и с ужасом понимала, что это правда.
Мария ничего слышать не хотела: только в Москву!
— Помоги мне, очень тебя прошу!
Люда обиделась, по где-то в глубине души завидовала Марии, и, как ни странно, упорство школьной подруги успокаивающе подействовало на нее: к лицу ли преувеличивать опасность ей, генеральше, — от этого слова душа у нее таяла, она никак не могла свыкнуться со своим положением жены молодого генерала.
— Что ж, раз ты просишь!.. — И тотчас преобразилась, к ней вернулась ее прежняя уверенность, раз подруга решила, она сделает все, что от нее зависит.
Мария обняла Люду, и тетя эта показалась Кате такой красивой и родной.
Люда оттаяла.
— Надо спешить, вставай!
Оставив Катю с сыном и матерью Люды, обо женщины отправились к коменданту. Люду к коменданту пропустили сразу — сама секретарша проводила их в кабинет. Они подождали, пока он освободится, а потом Люда рассказала, что их привело к нему.
Комендант вначале и слышать не хотел о «неразумной затее», но Люда так пристала к нему, так обрисовала безвыходность положения Марии, что он наконец сдался.