Уго Чавес. Одинокий революционер
Шрифт:
Генералы из комиссии доказательств не нашли, но «по совокупности претензий» выдворили Чавеса из столицы в Матурин. Чтобы реабилитировать себя в глазах начальства, Уго помимо исполнения рутинных обязанностей продолжал заниматься наукой в заочной аспирантуре на кафедре политологии в столичном Университете «Симон Боливар» [34] .
Приблизительно в начале 1991 года Чавес сказал Эрме, что очень хочет, чтобы она родила ему ребёнка. Для неё вопрос о детях был закрыт: у неё есть двое детей, они требуют внимания, родить третьего означало бы сильно осложнить себе жизнь. За всё время их отношений Уго впервые заговорил о ребёнке. Временами
34
Свою научную работу Чавес защитить не успел из-за событий 4 февраля 1992 года — попытки «MBR-200» захватить власть вооружённым путём.
Размышляя позднее об этом неожиданном желании Уго, Эрма пришла к выводу, что он «предчувствовал приближавшийся конец их связи», не хотел этого и надеялся, что ребёнок скрепит их союз. Против настойчивости Уго трудно было устоять. Эрма забеременела, но через полтора месяца из-за нервных перегрузок и постоянных проблем с подготовкой восстания у неё произошёл выкидыш.
О сложных психологических переживаниях того времени Эрма старается вспоминать как можно реже. Реакцию Чавеса на это печальное событие она описала коротко: «Он тогда говорил, что мы должны попробовать снова, но вооружённое выступление, как снежная глыба, нависло над нами, и ход дальнейших событий предугадать было невозможно».
Глава 9
ПОРА БРАТЬСЯ ЗА ОРУЖИЕ!
В августе 1991 года Чавес окончил курсы старшего командного состава и Генштаба в Высшей школе армии [35] . Но «распределение» получил в Куману, в региональный отдел провиантской службы армии. «Для меня это было как пощёчина, как ведро холодной воды», — вспоминал Чавес. Истолковал он это «тыловое назначение» как ещё одну попытку не допустить его к командованию полноценным боевым подразделением. В такой же ситуации оказались многие его друзья по «боливарианскому» выпуску академии: недоверие к ним среди генералов сохранялось, их считали главным ядром назревающего переворота. Вручать им мобильные, хорошо вооружённые части было рискованно. Именно так воспринималась в низших и средних армейских кругах эта дискриминация «боливарианского выпуска».
35
Curso de Comando y Estado Mayor en la Escuela Superior del Ejercito.
Протестовать против «провиантского варианта» Чавес не стал. Он поступил в распоряжение Генерального управления по снабжению в Каракасе. Шла реорганизация службы, в Куману торопиться не стоило. Он всячески демонстрировал, что равнодушен к тому, куда будет в конечном счёте направлен, и одновременно через надёжных людей зондировал возможность получения должности в столице. Он был уверен, что сроки выступления приближаются. Быть как можно ближе к Мирафлоресу, главной цели атаки в «час D» — вот чего добивался Чавес. Варианты возникали разные, и он, чтобы не показывать своей заинтересованности в столице, говорил, что готов ехать в любое место.
Командиром батальона парашютистов имени полковника Брисеньо в Маракае первоначально был назначен другой офицер, прибывший с курсов подготовки в Соединённых Штатах. Он приступил к приёму имущества, но потом, «устав пересчитывать винтовки и боеприпасы», неожиданно написал рапорт об увольнении «по выслуге лет». Единственным кандидатом на получение батальона оставался к тому времени только Чавес. Поэтому, не слишком охотно, командующий армией Ранхель Рохас с согласия министра обороны Фернандо Очоа Антича подписал приказ. Параллельно были приняты меры для усиления слежки за Чавесом. Военная контрразведка стала засылать в батальон под видом «пополнения»
Тем не менее причин для тревоги у Чавеса было много. Особое беспокойство вызывала проблема сохранности оружия: пропажа нескольких винтовок неизбежно вела к разбирательству, суровым обвинениям и унизительным санкциям. Однажды генерал Санчес Пас предупредил Чавеса: «Твой начальник Маричалес готовит тебе ловушку. Пересчитай винтовки, проверь наличие боеприпасов, гранат, потому что у тебя намеренно воруют, а ты представления об этом не имеешь. Маричалес подкупил одного из твоих сержантов и готовит скандал, чтобы отстранить тебя от командования».
Всё подтвердилось. Если бы не превентивные действия Чавеса по разоблачению «заговора в батальоне», он был бы серьёзно скомпрометирован. Желающих раздуть скандал нашлось бы много. И сюжеты были очевидны: оружие похищается по приказу Чавеса для передачи «левомарксистским» заговорщикам, продаётся колумбийским партизанам, парамилитарес или торговцам наркотиками…
Опасность поджидала повсюду. Даже само назначение в батальон парашютистов, где Чавесу после десятилетнего перерыва снова пришлось вспомнить искусство управления парашютом, уже казалось подозрительным. «Мы даже начали думать, — признавался Уго, — что имелся план ликвидации офицеров-боливарианцев. Скажем, воздушная катастрофа, прыжок с повреждённым парашютом. Поэтому я никогда не прыгал с одним и тем же парашютом. Мой друг Урданета Эрнандес, который является экспертом в этом деле, хорошо представлял возможные угрозы. Всякий раз, когда проходили прыжки, он говорил: смотри внимательно и с тем парашютом, на котором значится твоё имя, никогда не прыгай».
В ноябре — декабре 1991 года по Каракасу поползли слухи о приближающемся выступлении военных. На стенах зданий появились надписи: «Golpe ya!» («Даёшь переворот!»). В Центральном университете циркулировали даже «точные даты»: сначала — 16 декабря, потом — 19 декабря. Правительством были приняты контрмеры. Под предлогом студенческих беспорядков, сопровождавшихся жертвами, батальон Чавеса был переброшен в столицу и временно переподчинён начальнику Школы специальных операций. Чавес с несколькими солдатами был оставлен в Маракае «при казармах» для «обеспечения» их охраны. Через некоторое время в них расквартировали батальон механизированной пехоты, в котором, по удивительному совпадению, никого из членов «MBR-200» не было.
Чавес понимал, что его стараются нейтрализовать, а потом загонят в такую глушь, откуда будет невозможно выбраться. В военном министерстве запланировали с конца февраля 1992 года отправить его батальон на трёхмесячное патрулирование границы с Колумбией. После этого в июле предполагалась передача батальона новому командиру. Ротация! Аналогичные планы вынашивались министерством обороны в отношении перемещений других «боливарианцев». Поэтому, когда в конце января батальон вновь поступил в распоряжение Чавеса, он твёрдо решил: больше никаких отсрочек! ситуация созрела! Венесуэльцы ждут действий, а не слов: каждый день на территорию батальона забрасывали женские трусики и мешочки с зернами кукурузы — мол, вы не военные, а трусливые куры!
Глубокий социально-экономический кризис, вызванный неолиберальными реформами, ударил по большинству венесуэльских семей, в том числе по военным. Недоверие к руководству страны приобрело всеобщий характер, особенно из-за «подозрительно уступчивой» позиции президента Переса в переговорах по делимитации границы с Колумбией в Венесуэльском заливе. Недовольство офицеров разгулом коррупции в среде высшего командования достигло высшей точки. Многие в вооружённых силах не могли простить Пересу вовлечения армейских частей и национальной гвардии в жестокое подавление народных волнений в феврале 1989 года.