Угол атаки (Солдаты удачи - 7)
Шрифт:
– Где мы, земляк?
– спросил у бортмеханика Муха.
– В вертушке, - буркнул тот.
– А вертушка где?
– В воздухе.
– Ну хоть время-то можешь сказать?
– Пять пятьдесят семь, - ответил бортмеханик и скрылся в пилотской кабине.
Пять пятьдесят семь. Без трех минут шесть. Утра. А на моей "сейке" было без трех минут полночь. Разница между местным временем и московским - шесть часов. Это означало, что мы где-то между Иркутском и Читой, в Забайкалье.
Восточная Сибирь. Восточнее не бывает. Восточнее -
Артист подтолкнул меня и показал на иллюминатор:
– Взгляни!
Над нашей вертушкой шли две "черные акулы" - штурмовые вертолеты Ка-50. На подвесках серебрились узкие тела ракет. Я переместился к другому борту. Там тоже в разных эшелонах висели три хищных силуэта "акул".
Спустя час с четвертью Ми-17 завис над каменистой проплешиной посреди низкорослой тайги.
Бортмеханик отдраил люк, сбросил вниз конец пятидесятиметрового штуртроса и махнул нам:
– Пошли!
Мы по очереди соскользнули по тросу и кулями попадали на камни, прикрывая лица от пыли и лесного сора, вздыбленного воздушными струями. Вертолет заложил вираж и ушел к северу, на ходу выбирая трос. "Акулы" чуть задержались, облетая место нашего десантирования, затем развернулись все вдруг и ушли вслед за Ми-17.
Рядовой запаса Дмитрий Хохлов по прозвищу Боцман проводил взглядом черные точки "акул", истаявшие в сумеречном небе, как журавлиная стая, повернулся ко мне и сказал:
– Пять "акул", а? Нас страховали. С ракетами "воздух - воздух". Твою мать. Что происходит, Пастух?
До него всегда все доходило с некоторым запозданием. Но уж когда доходило, то доходило основательно.
– Понятия не имею, - ответил я.
И действительно не имел.
Почти никакого.
Только одно не вызывало ни малейших сомнений: чтобы мы оказались здесь, должна была произойти целая цепь событий.
Где и каких?
Узнаем.
Когда вернемся.
Если вернемся.
Суки.
Только вот кто? Чья рука переставила нас, как пешки, из одной жизни в другую? И самое главное - зачем?
Огромная бездонная тишина опустилась на нас.
Океан безлюдья.
Океан оглушающей пустоты.
И мы шли по дну этого океана, как.
Как волки.
Вот так мы и шли по этим диким распадкам.
След в след. При полной луне. Замирая и настороженно осматриваясь при каждом подозрительном шуме. Стараясь держаться в черной тени гольцов.
Каждые три-четыре километра мы поднимались на господствующую высотку, намечали очередной ориентир и темными тенями стекали в низину.
Шелестел под ногами схваченный ночным морозцем мох в долинах, похрустывала галька в руслах ручьев.
И если поначалу - пока летели и дожидались на месте высадки предписанной для начала движения темноты - нас и томили разные невыясненные вопросы, то очень скоро они отступили. Горный ночной маршрут не располагает к раздумьям. Он располагает к тому, чтобы смотреть под ноги.
В начале пути стрелка высотомера
Подъем словно бы утяжелял вес навьюченного на нас железа, разреженный воздух плоскогорья с трудом насыщал легкие. Где-то впереди, на отметке четыреста восемьдесят метров, был перевал - спускаться будет полегче. Это согревало наши суровые мужские души.
За первую ночь мы одолели всего лишь половину пути. Сорок два километра по прямой от места высадки до объекта на деле растягивались вдвое. Приходилось обходить глубокие овраги и буреломы в лощинах. На экране электронной приставки к рации наш маршрут напоминал путь вдугаря пьяного человека, которого мотает из стороны в сторону, но он все равно упорно стремится вперед, домой.
В одном месте дорогу нам преградила расселина глубиной не меньше тридцати метров. Огибали ее часа полтора, и, когда нашли наконец пригодное для перехода место, подала сигнал вызова радиостанция космической связи "Селена". На дисплее дешифратора появилась строка: "Отклонение от маршрута - 5466 м".
Реакция ребят на это сообщение как нельзя лучше характеризовала каждого из них.
– Вот это точность! До метра!
– бесхитростно восхитился Муха.
– Выходит, они за нами следят? Интересно, откуда?
– спросил практичный Боцман.
– Радиосигнал от нас идет на спутник, - авторитетно разъяснил Док. С него может транслироваться хоть в Москву.
– Да, не получается забыть, что мы живем в самом конце двадцатого века, - обобщил Артист. И добавил: - Даже здесь, где тысячу лет ничего не менялось.
И только я промолчал. А про себя подумал, что среди моих друзей я, наверное, самый психически ненормальный. Патологически подозрительный.
Правда, они не знали того, что знал я. О своем утреннем разговоре с младшим лейтенантом Ковшовым я рассказал только Доку. Да и то - так, вскользь. Поэтому, едва рассвело и мы остановились на дневку, я отправил всех рубить лапник, а сам вытащил "Селену" из чехла и ножом "Робинзон" открутил крепеж.
Этот мини-нож спрессовал в себе опыт нравственных исканий всего человечества. Кроме того что он был ножом - и ножом хорошим, из златоустовской стали, - он еще был: пилой по металлу, открывалкой для бутылок и консервных банок, плоской отверткой, шилом с ушком, приспособлением для сгибания и ломки проволоки, пятисантиметровой линейкой с миллиметровыми делениями, гаечным ключом, напильником, кастетом для нанесения тычковых и секущих ударов, пластиной для метания "сякэн". А еще им можно было ковырять в зубах. И весил он всего пятьдесят граммов.