Угол атаки

Таманцев Андрей

С высоты нашего НП мы наблюдали за этим праздником жизни с чувством гордости за боевую выучку российских железнодорожных войск. К гордости примешивалась досада оттого, что все труды наши тяжкие дали такой ничтожный эффект. Пройдет еще часов пять-шесть, и "Мрия" взлетит.

Док извлек из кармана пульт радиовзрывателя и вопросительно посмотрел на меня. А что я мог ему сказать? Только одно:

– Валяй. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Док кивнул и нажал кнопку.

Где-то там, на тридцатом километре,

рванул двухсотграммовый заряд пластита, заложенный под мачту ЛЭП, опору выбило из бетона, мачта накренилась, полыхнули грозовым разрядом замкнувшиеся высоковольтные провода. Не нужно было обладать слишком богатым воображением, чтобы представить себе эту картину.

Аэродром исчез. Как и не было. Праздник кончился. Остались ночь, посвисты ветра, летящая в низких тучах луна. И мы пятеро над огромной долиной, на дне которой светились слабые габаритные огни и мелькали точки электрических фонарей.

– Дело сделано, - констатировал Док.

– Хотелось бы еще знать - зачем?
– подал голос Артист.

Нам всем хотелось бы это знать. И если кто и мог дать ответ на этот вопрос, то лишь Док. Я уже понимал, что он знает больше, чем говорит. И понимал это не только я. Но Док сказал:

– Супчику бы сейчас горяченького.

– А шашлычка?
– спросил Муха и, не дождавшись ответа, рванул в орешник.

– Нет, шашлычка не хочу, - подумав, сказал Док.

Отсутствие ответа - тоже ответ. Мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы вынуждать кого-то говорить то, чего он говорить не считает нужным. Мы доверяли друг другу. Настолько, насколько это вообще возможно. Без этого мы просто не выжили бы. И не в переносном, а в самом буквальном смысле.

Впрочем, не доверяли, нет.

Верили.

А доверие и вера - это не одно и то же.

И все-таки какая-то тревога не оставляла меня. Не знаю, откуда она взялась. Даже зудело в виске. Настолько, что я не сразу сумел заснуть. Но потом все же сумел. А проснулся от грохота вертолетных двигателей и похрюкиванья лопастей, характерного для тяжелых машин. Я прополз на НП. Боцман, которому выпало дежурить, протянул мне бинокль. Но и без бинокля было видно, как на вертолетную площадку опустился военно-транспортный стрекозел Ми-10 - летающий кран, способный нести на подвеске груз до двенадцати тонн. К нему подкатил аэродромный автобус, из него перегрузились в трюм вертушки человек пятнадцать солдат и пятеро "черных" с десантными "калашами". Стрекозел взлетел и на низкой высоте пошел вдоль железнодорожной ветки.

Это означало, что через три-четыре часа мачта ЛЭП будет поставлена на место, а еще через час-другой возобновится разгрузка состава и погрузка "Мрии". И никаких способов помешать этому у нас уже не было.

Так и вышло. И даже быстрей, чем я думал. Через два с половиной часа Ми-10 вернулся на аэродром, высадил солдат и охрану и ушел в сторону Транссиба. А еще

через час на эстакаде пришли в движение все краны и погрузчики.

– А еще говорят, что армия ничего не может, - прокомментировал Артист.
– Может, когда захочет.

– Когда очень захочет, - подтвердил Муха.
– Да что же в этих долбаных контейнерах, если они так суетятся?

– Истребители, - объяснил Док.
– Су-27 или Су-39.

– А ты-то откуда знаешь?
– удивился Боцман.

– Сам смотри. Что на вагонах написано? "Собственность Улан-Удинского авиационного завода". Там как раз и делают "сушки".

Док извлек из чехла шифровальный прибор "Азимут", подсоединил к "Селене" и забегал пальцами по клавиатуре. Я взглянул на дисплей. Там появилось:

"Пастухов - Центру. Разгрузка состава возобновлена. Сохраняется ли необходимость прервать работы?"

– Отправляю?
– спросил Док.

– Ну отправляй, - кивнул я.
– Только как же мы их прервем?

Не ответив, Док нажал клавишу шифратора. Сигнал ушел на спутник. Я посмотрел на часы. Полдень. В Москве - шесть утра. Ответа можно было ждать часа через три: пока в этот таинственный Центр приедет начальство, пока прочитают, пока обсудят.

Ответ пришел через четыре минуты:

"Центр - Пастухову. Приказываю предотвратить вылет "Мрии" любыми средствами".

Док охлопал себя по карманам, как человек, который ищет спички, извлек из камуфляжки черную пластмассовую коробочку радиопульта, ввел код и нажал пусковую кнопку.

Долбануло так, что с кустов стряхнуло капли росы. По проводам высоковольтной линии пробежали искры. И лишь потом донеслись раскаты двойного взрыва.

– Ексель-моксель, Док!
– сказал Артист.
– Сколько же ты туда зафигачил?

– Два заряда по килограмму.

– А сколько еще в запасе?
– спросил я. Словно бы извиняясь, Док пожал плечами:

– Все. Больше нет ничего. Я и эти-то заложил так, на всякий пожарный.

Он снова придвинул к себе "Азимут" и набрал:

"Пастухов - Центру. Подача электроэнергии на объект возобновится не раньше, чем через сутки. Две мачты ЛЭП полностью уничтожены".

Центр спросил:

"Каким образом?"

Док показал мне текст. Я ответил:

– Не один ли им хрен? Взорвали.

Док перевел на канцелярский:

"Пастухов - Центру. Опорные мачты ЛЭП выведены из строя посредством взрыва".

Центр минут десять думал. Потом приказал:

"Доложите данные визуальной разведки. Особое внимание обратить на взлеты и посадки самолетов всех систем: количество, тип, время полетов, опознавательные знаки. Регистрировать режим работы аэродромных радаров. Докладывать обо всем происходящем на территории объекта. Не упускать ни малейших подробностей".

А в виске у меня все зудело и зудело.