Угол падения

Глушков Роман Анатольевич

– Странная у вас традиция: сначала все сжигать, а потом думать, как это можно восстановить, – буркнула Викки, но едва сицилиец открыл рот, чтобы напомнить ей о дефиците времени, быстро поправилась: – Теоретически такое вполне возможно. Насколько я в курсе, Эберт использовал стандартное М-эфирное оборудование, которое можно купить в обычном магазине. Основная проблема, которая, опять же теоретически, может помешать провести танатоскопию в домашних условиях, не в том, как умереть, будучи подключенным к М-эфиру. Главное, нужно не дать ментальному импульсу твоего умирающего мозга уйти в пустоту. А для этого требуется, чтобы в момент смерти с тобой на связи находилась трансляционная станция. Причем та, чей администратор рискнет создать нетипичное загрузочное досье – такое, какими были уничтоженные вами досье членов «Дэс

клаба». Дело в том, что найти такую станцию будет сложно, поскольку любое, даже незначительное отступление от технического протокола может повлечь за собой серьезный сбой в работе М-транслятора и массовое недовольство подключенных к нему пользователей. Крупные станции не пойдут на это ни за какие деньги – слишком велик риск. Чтобы его избежать, оператор студии должен иметь в качестве образца хотя бы одно загрузочное досье «мертвеца» для снятия необходимых мнемошаблонов. Эберту было проще: для нашего интегрирования в ментальное пространство он пользовался мощностями своего институтского транслятора. В твоем положении придется искать какую-нибудь маленькую частную станцию и задабривать ее хозяев хорошим вознаграждением. Однако и здесь не все гладко. Подобные студии очень часто прогорают и закрываются, поэтому есть опасность, что однажды ты в лучшем случае попросту утратишь доступ к своему досье, а в худшем – безвозвратно лишишься его… Пожалуй, это все, что я могу сказать по интересующему тебя вопросу.

– У тебя есть на примете такая станция? – полюбопытствовал Доминик. – Неважно, надежная или нет – боюсь, в моей ситуации уже некогда заниматься поисками. Главное, пусть там примут сигнал и сформируют досье, а шаблон я им обеспечу.

– Если бы я знала, что однажды какие-то ублюдки взорвут институт Эберта, я бы, конечно, позаботилась об отступлении и подыскала для себя резервную конторку, – огрызнулась Наварро. – Но поскольку раньше я ни о чем таком не задумывалась, значит, и дружбы с администраторами М-трансляторов не заводила. Так что извини, мужик. Выкручивайся как знаешь – сам эту канитель заварил, сам и ломай голову, как теперь быть.

Прямота Викки делала ей честь, но сейчас такой ответ мог обернуться для нас крайне плачевно. Поэтому я поспешил вернуть наш едва начавшийся диалог с Домиником из тупика в конструктивное русло:

– Допустим, я могу предоставить тебе такую станцию. Вдобавок она будет вполне надежной и не возьмет с тебя никакой оплаты. Этого хватит, чтобы Южный Трезубец навсегда забыл о наших взаимных обидах и оставил нас в покое?

– Для меня – да, для картеля – нет, – ответил сицилиец. – Вероятно, вы уже догадались, что Доминик Аглиотти тоже, мягко говоря, вступил в разногласие с Трезубцем. Мое желание подвергнуть себя танатоскопии и навсегда переселиться в Менталиберт отчасти объясняется этим. Но если я выйду из игры, это не значит, что картель прекратит на вас охоту. Ее нельзя остановить, но ей можно воспрепятствовать. Тот факт, что до сей поры главным охотником выступал именно я, позволяет мне выдать вам на руки все наши козырные карты. Это изменит расклад в вашу пользу и, не сомневаюсь, позволит таким матерым М-эфирным игрокам, как вы, оставить в итоге Трезубец в дураках.

– И какой масти эти козыри? – осведомился я.

Макаронник перечислил аргументы, которых, по его мнению, будет достаточно, чтобы мы отвязались от остервенелых гончих картеля, а Доминик купил себе нашу помощь в задуманной им авантюре. Причем вражеский отступник пообещал выдать нам обещанное без каких-либо предварительных гарантий. Мы были вольны решать, помогать ему или получить страховку и пуститься в бега, вынудив «благодетеля» расхлебывать свои проблемы самостоятельно. Что за кошка пробежала между этим сицилийцем и его напарниками, нам было неведомо. Но, похоже, положение у него и впрямь складывалось незавидное, раз он заключал с нами договор на таких рискованных для себя условиях.

Наверное, впервые в жизни я испытывал такое двойственное чувство. Если Доминик все-таки не вел против нас хитрую двойную игру, получалось, что он, ни много, ни мало, вверял нам с Викторией свою жизнь. Никогда еще мои заклятые враги не обращались ко мне с такими просьбами, и потому я испытывал вполне объяснимое замешательство. За годы своего существования в ментальном пространстве я успел побывать в шкуре судьи, вынесшего не одну сотню смертных

приговоров (и пусть в итоге все это оказалось лишь игровой условностью, тогда я об этом совершенно не подозревал). Бывало я, не моргнув глазом, карал своих подсудимых и за гораздо меньшие провинности. И вот теперь, сам будучи жертвой, я должен был решить, как быть со своим палачом, который не просто вдруг смиловался надо мной, но еще и просил меня о помощи.

Я был переполнен злобой и мог, ничтоже сумняшеся, разорвать с Аглиотти сделку после того, как он выдаст нам на руки обещанные «козыри». Уверен, он бы этому ничуть не удивился, как я не удивился бы тому, если бы в результате выяснилось, что Доминик играет с нами, словно кошка с мышками. Поэтому я не стал обещать ему ничего конкретного. А он, передав мне на лок-радар данные своего загрузочного алгоритма, по которому операторы М-трансляторов могут отследить танатоскопированный импульс пользователя, лишь криво ухмыльнулся. И странное дело: эта холодная ухмылка врага окончательно укрепила меня в мысли, что он нам не врет. Уж не знаю почему, но мне вдруг показалось, что сейчас передо мной стоит не кровожадный палач, желающий скрыться в Менталиберте от своих бывших подельников, а обычный смертельно уставший человек. И этот человек, что удивительно, тоже мне доверяет…

Воистину, чего только не увидишь на безграничных просторах Менталиберта и с какими личностями порой не встретишься!..

Глава 24

Как Доминик и прогнозировал, на сей раз самостоятельно вернуться в реальность ему не удалось. Едва он распрощался со своими новыми компаньонами и покинул транзит-шлюз, как тут же сработала принудительная активация алгоритма выхода Тремито из М-эфира, запустить которую без его ведома мог лишь креатор Гомар со своего пульта-сентенсора. А Гомару приказал это сделать Томазо Гольджи, получивший в транзит-шлюзе от Аглиотти пулю в лоб и, несомненно, весьма этим обозленный.

Доминик наблюдал, как мир у него перед глазами мутнеет, а затем вновь понемногу проясняется, только уже замененный на неприглядно-серую реальность, и готовился к худшему. Ему предстояло объясняться в содеянном только что поступке, однако существовала высокая вероятность, что Мухобойка не потребует от босса никаких объяснений. Аглиотти напрочь слетел с катушек, насчет чего у Томазо имелся конкретный приказ от нового capo пристрелить смутьяна, как взбесившегося пса. Сам Тремито на месте громилы именно так и сделал бы, поскольку не привык сомневаться в том, как быть с неблагонадежными напарниками. Но тугодум Мухобойка вряд ли сумеет хладнокровно прикончить старого приятеля, не поинтересовавшись прежде, почему тот вынуждает Томазо его убивать. Просто ради успокоения совести, которая, в отличие от Аглиотти, у отца троих детей и примерного семьянина Гольджи еще сохранилась.

Первое, что почувствовал покинувший М-эфир Доминик, было дуло его «Беретты», упертое ему в висок. В бледном свете фабричного подвала, где расположилась команда охотников на «Дэс клаб», над Тремито нависали две дюжие фигуры. Та, что покрупнее, принадлежала Томазо Гольджи, а которая поменьше и обладала длинной, собранной в конский хвост шевелюрой – Косматому Джулиано Зампа. Разоружил Доминика, судя по всему, Мухобойка – он и целился в босса из его же пистолета. В глазах обоих приятелей Аглиотти теперь отсутствовали смятение и неуверенность. Их сменили злоба и прямо-таки по-детски выставленная напоказ обида. Ни дать ни взять, два больших насупившихся ребенка, разве что носами при этом не хлюпают.

– Ну что, очнулся, мать твою? – спросил Мухобойка, заметив, как Доминик открыл глаза.

– Очнулся, мать его! – злорадно провозгласил Косматый и коротким боковым ударом засветил виновнику переполоха под левый глаз. Затем – под правый и снова под левый. Джулиано сделал это явно вполсилы – при желании он мог кого угодно отправить в нокаут с одного удара, – но Аглиотти все равно не усидел в кресле М-портала и, перевалившись через подлокотник, грохнулся на пол. Вошедший в раж Зампа хотел добавить Тремито несколько пинков по ребрам, но Томазо схватил разбушевавшегося приятеля за плечо и грубо отстранил его от жертвы. Сам он при этом не сводил с Доминика пистолета, будучи в курсе, насколько коварным является человек, которому Гольджи осмелился сейчас угрожать.