Угол падения

Глушков Роман Анатольевич

Была ли нужна душа Мичиганского Флибустьера Менталиберту или же ей следовало отправляться прямиком в Ад? Доминик пустил себе пулю в сердце, готовясь ко второму. Потому что верил: когда-нибудь Всевышний обязательно вынесет в отношении него справедливый вердикт…

…Когда-нибудь, но не сегодня.

Спустя несколько часов Тремито вышел на Бульвар из ворот М-эфирного представительства компании «Синъэй» (сицилийца совершенно не волновало, что это за фирма и чем она занимается, – отпустили, и ладно) со своим загрузочным досье в кармане, оглядел раскинувшийся перед ним оживленный центр Менталиберта и криво ухмыльнулся. Правы те,

кто считает, что нет справедливости на свете… Или все-таки не правы, если вспомнить, что в реальном мире мертвое тело Доминика Аглиотти наверняка уже отправилось в воды Мичигана кормить рыб… Что ни говори, а с приходом в этот грешный мир второй – альтернативной – реальности многие спорные истины стали еще запутаннее, чем прежде. Не говоря о таких затасканных темах для дискуссий, как добро и зло.

Был ли Доминик злом для Менталиберта, если сегодня он не желал плохого никому из либерианцев? По мнению Платта, считающего ментальное поле планеты неотъемлемой частью реального мира, – да: переселившийся в М-эфир преступник продолжал оставаться преступником, несмотря ни на что. Но если провести между этими мирами разграничение, все начинало выглядеть далеко не так очевидно. Приконченные Тремито девятнадцать членов «Дэс клаба», включая в их список и Демиурга, больше не могли воскреснуть, а значит, уничтожение их М-дублей можно было рассматривать как убийство. Но разве фактически все эти либерианцы уже не были мертвы, а сам Аглиотти не ответил за их гибель своей смертью? Очистился ли он от совершенных в Менталиберте грехов при воскрешении или на совести Доминика все еще продолжали висеть убиенные им «дэсклабовцы»?

Если на эти вопросы и существовали ответы, Аглиотти их не знал, да и, честно сказать, не особо рвался на поиски истины. Оценив очередную иронию судьбы, что выдала Тремито отсрочку от Ада, он еще раз взглянул на маленький черный контейнер с золотой гравировкой, врученный «воскресшему» на выходе из офиса «Синъэй» миловидной улыбающейся японкой, и запрятал свое загрузочное досье в карман. Затем инстинктивно коснулся груди, как делал это много лет, проверяя, не потерялся ли талисман, однако сегодня впервые не обнаружил его на привычном месте. Чему, впрочем, нисколько не разочаровался. В мире, куда вступал Доминик, его Долорес и Серджио были живы, а значит, талисман, носимый Аглиотти в память о них, был ему теперь не нужен.

Лок-радар на запястье Тремито издал предупредительную трель и приятным женским голосом оповестил хозяина, что ему поступила текстовая почта. Подивившись было, насколько оперативно его взяли в оборот местные рекламные службы, Доминик прочел свое первое «посмертное» письмо и был снова удивлен.

На первый взгляд, пришедшее Аглиотти сообщение и впрямь смахивало на рекламу, но на самом деле таковым не являлось.

«С днем рождения и добро пожаловать в наш маленький тайный клуб мертвецов! – гласило оно. – Я и Кастаньета желаем тебе успешно избавиться от старых привычек и начать новую жизнь. Полагаю, теперь мы квиты. Arrivederci,siciliano! »

И подпись: «Черный Русский».

– Bastardo ! – процедил сквозь зубы Тремито. Но без злобы, а просто потому что, несмотря на оказанную ему этим либерианцем помощь, Аглиотти все равно не питал к нему симпатий. Их отношения были сугубо деловыми и закончились после первой же сделки, пусть та и выдалась удачной для обеих сторон.

Стерев сообщение, Доминик активировал выданный ему Платтом сигнальный код – фигурально выражаясь, нажал кнопку звонка на воротах транзит-шлюза, – по которому

креатор должен был определить, что Аглиотти разобрался со всеми проблемами и готов отправиться в Поднебесную на встречу со своей семьей. Встречу, за которую Аглиотти также обязался заплатить определенную цену. Но какой бы высокой она ни казалась Тремито, он и не думал торговаться, намереваясь выплатить положенное без остатка, сколько бы времени это ни ушло.

Да и что для него вообще представляло сегодня время? Длящаяся бесконечно лучшая неделя его жизни, когда Долорес и Серджио были действительно счастливы, а Доминик, глядя на них, даже начал надеяться, что такое может продлиться не одну неделю и не одно лето…

«Не в этом мире и не в этой жизни», – одергивал он тогда себя, изгоняя из мыслей несбыточные надежды. Вот и напророчествовал. Чтобы стать по-настоящему счастливыми, всем им пришлось умереть, а потом воскреснуть в Менталиберте, чтобы прожить вечность длиною в одну неделю. Или неделю длиною в вечность…

Доминик уселся на лавочку в каком-то маленьком скверике и сидел, погруженный в раздумья, до тех пор, пока поблизости от него не раздался голос креатора Платта:

– Синьор Аглиотти! Я получил ваш сигнал и прибыл как только смог! Надо полагать, вы утрясли все необходимые формальности и готовы вернуться в Поднебесную, как мы договаривались?

Доминик встрепенулся и посмотрел туда, откуда прозвучал знакомый голос. Морган стоял неподалеку в своем неизменном клетчатом пальто, опираясь на столь же неизменную трость, и довольно улыбался. При этом кончики длинных усов пижона приподнялись вверх, будто стрелки часов, показывающие десять минут одиннадцатого.

– Ну так что, вы готовы или нет? – нетерпеливо повторил свой вопрос Платт.

– Готов, – ответил Тремито, вынимая из кармана загрузочное досье – фактически душу – и вверяя его своему нынешнему Господу Богу.

– Что ж, раз так, тогда идемте. Долорес и Серджио вас уже ждут. – Креатор взял из рук Аглиотти черную коробочку и, сделав приглашающий жест, зашагал по алее туда, откуда пришел.

Тремито поднялся со скамьи и последовал за Морганом. Не оглядываясь. Именно так, как и нужно было расставаться с чудовищным прошлым, которое осталось за спиной Доминика Аглиотти…

Эпилог

Все-таки порой бывает приятно, когда человек, давший вам обещание, не сдерживает его. Особенно если речь идет об угрозе прикончить вас за первое же неповиновение приказу. Кому как, а я такое вероломство со стороны моего хозяина, креатора Платта, мог лишь приветствовать. Этот взбалмошный диктатор, что последние семь лет третировал меня изо дня в день, вдруг решил проявить неслыханную по его меркам снисходительность и даровал мне пощаду. И пусть сокрушаться о потере такой дерьмовой жизни, как моя, глупо, я все равно радовался. Наверное, потому что всегда любил жизнь, какие бы фортели она передо мной ни выкидывала.

Воскресив меня в уродливо-карикатурном теле робота – механического существа, коему было бы уместнее находиться в механосборочном цехе, а не в креаторском офисе, – Платт дал мне имя Людвиг – в честь своего любимого композитора Бетховена. В общем, сделал все возможное, чтобы заставить Арсения Белкина забыть самого себя и оградить его от тлетворных мирских соблазнов по радикальному библейскому завету. Тому, что был взят на вооружение сектами скопцов, истолковавших буквально слова Евангелия о вырывании искушающих тебя органов собственного тела. Морган поступил гораздо жестче: взял и разом лишил меня всех до единого телесных искушений, истребив на корню их источник.