Угол падения
Шрифт:
Особую же прелесть Черной Дыре придавали многочисленные водопады – от небольших, наподобие небезызвестного Анхеля, до таких, что были сопоставимы мощью с сотнями ревущих Ниагар. Водопады все как один низвергались с верхнего яруса, бурными каскадами проносились по остальным и падали в ненасытный зев бездны, глотающей ежесекундно миллионы тонн воды. Таким образом Утиль-конвейер уничтожал реки, моря и океаны, отправляемые в утилизатор наряду с прочими отходами миротворчества. Текучие материалы были единственным хламом, какой креатор-мусорщик Морган Платт удалял сразу и безвозвратно – очевидно, не хотел создавать себе уйму проблем с хранением такого количества отбракованных жидкостей.
Никакой мега-бульдозер здесь, естественно, не разъезжал. Причина, по которой «обрезки» М-эфирных квадратов смешивались постепенно
Как выяснилось, нам было чего опасаться. Отвесные склоны уступов от такого тектонического смещения не обваливались, но находившиеся у них на краю всевозможные объекты срывались на нижний ярус повсеместно. По левую руку от нас сошедшая с места гора оттеснила к обрыву огромный амфитеатр и столкнула его вниз, при этом наполовину развалившись сама. А справа, тоже неподалеку, нырнул с откоса длинный пассажирский состав, грохоча и рассыпаясь в полете, подобно лопнувшей нитке циклопических бус. Все эти разрушения, надо понимать, укладывались в норму здешней «утруски», и хозяин Черной Дыры элементарно закрывал на них глаза.
Сам он предпочитал держаться в отдалении от этой апокалиптической суеты, что для созданного им квадрата была обыденным явлением. Креатор Платт следил за ней из уже упомянутой мной Поднебесной, расположенной на гигантской скале. Она возвышалась над верхним ярусом Утиль-конвейера и делала его воронку похожей на поварешку с короткой толстой ручкой. И вдобавок служила единственным ориентиром, по какому можно было вычислить пройденное конвейером расстояние.
Лишенные будущего вселенные и их обитатели шли нескончаемым парадом у подножия креаторской резиденции, а потом дружно оправлялись по спиральной дороге вниз, чтобы смешаться в единородную массу и кануть навсегда в пучине Черной Дыры. За один период движения неровный строй миров проходил по верхнему – самому длинному – витку спирали незначительное расстояние; не иначе, такими темпами отходы миротворчества двигались по уровням достаточно долгий срок. Зато на нижнем витке осколки миров, пройдя окончательную утруску и спрессовавшись, слетали в «мусоросжигатель» с устрашающей скоростью, освобождая за раз чуть ли не треть яруса. Дельная рекомендация мадам Ихара не соваться на нижние уровни Утиль-конвейера была не просто дружеским советом, а обязательной к соблюдению инструкцией по технике безопасности. Помимо этого правила при мне имелась еще целая официальная памятка «В помощь пользователю дилит-маркера», любезно предоставленная нам Каори к комплекте с обещанным инструментом.
М-эфирный хлам, вместе с которым я и Викки переместились в Черную Дыру, был всего-навсего участком церковного пола, удаленным мной посредством дилит-маркера из Храма Созерцателя, будто аппендикс – скальпелем. В сравнении с прочим здешним мусором брошенный нами в общую кучу фрагмент церкви выглядел еще неприметнее, чем конфетный фантик, случайно занесенный ветром на городскую свалку. Двадцать квадратных метров гранитных плит и два либерианца возникли аккурат между копиями римского Колизея и Финляндского вокзала. Которые в свою очередь располагались у подножия бездействующего вулкана, что мог в одинаковой степени оказаться и копией реально существующего, и безымянной декорацией какого-нибудь выдуманного мира.
До обрыва и открывающейся с него панорамы Черной Дыры было рукой подать, поэтому неудивительно, что первым делом мы направились туда. И чуть было жестоко не поплатились за свое любопытство, когда Утиль-конвейер произвел очередную пертурбацию своего содержимого, продвинув нас вместе с окружающим миром вниз по спирали. И все бы ничего, происходи это движение упорядоченно, как на обычном производственном конвейере. Но нет, созданный креатором Платтом утилизатор перемещал мусор так, будто и впрямь к каждому объекту – и большому и малому – был приставлен соответствующий
Мы могли бы просто встать поустойчивее и продержаться эту минуту, не сходя с места, благо земля под ногами тоже двигалась. Однако вулкан позади нас взялся как-то чересчур быстро сокращать с нами дистанцию, а когда он спихнул с обрыва Колизей, тут уж стало вовсе не до шуток. Подхватив сумку, я крикнул Викки «Бежим!» и припустил, не оглядываясь, к Финляндскому вокзалу, с перрона которого как раз отходил поезд. Правда, тронулся он отнюдь не по расписанию, а потому что привокзальные пути в этот момент вздыбились, подобно горнолыжному трамплину. Пассажирский состав, в кабине локомотива коего маячил статист-машинист, а в окнах кое-где виднелись лица пассажиров, резво покатился по наклонной и вскоре слетел под откос, рухнув на расположенный ниже ярус и таким образом прилично сократив себе путь к Черной Дыре.
Уничтожив Колизей, вулкан развалился пополам, как гнилой зуб, и отправил одну свою половину вслед за канувшим в пропасть амфитеатром. Очевидно, эта метаморфоза и замедлила не в меру разогнавшуюся гору, но мы все равно продолжали бежать до тех пор, пока Утиль-конвейер не остановился. Безусловно, было глупо при таком землетрясении прятаться под крышей. Но у нас не оставалось иного пути, кроме как проскочить здание вокзала насквозь, и мы дерзнули на эту рискованную авантюру.
Мир вокруг сходил с ума, а статисты-пассажиры как ни в чем не бывало расхаживали по вокзалу, провожая нас удивленными взглядами. Похоже, творец этой публики не предусмотрел такую маловероятную в его будущем квадрате ситуацию, как Конец Света, отчего пассажиры упрямо отказывались замечать творившиеся снаружи катаклизмы. Впрочем, когда стены вокзала прекратили шататься, мы со спутницей сразу же перешли на шаг, и статисты перестали обращать на нас внимание. Я отметил на коммуникаторе время работы конвейера, дабы не прозевать его следующее включение. Затем оглянулся и обнаружил, что ущербный вулкан подступил почти вплотную к развороченному перрону, и не исключено, что через час вокзал слетит с этого яруса вслед за Колизеем. Характер движения объектов на Утиль-конвейере чем-то напоминал поведение «броуновских» молекул, с тем лишь отличием, что основополагающий вектор перемещения местного хлама был един и неизменен.
На выходе из Финляндского вокзала пред нами раскинулся маленький поселок, словно сошедший с экрана типичного голливудского вестерна: единственная улица и пара десятков двухэтажных бревенчатых домиков. На трех из них виднелись выцветшие хрестоматийные вывески конторы шерифа, салуна и гробовых дел мастера с труднопроизносимой шотландской фамилией. Воистину, что повергло бы в шок прибывших в Петербург железнодорожных пассажиров, в Черной Дыре смотрелось настолько обыденно, что даже перегородившая выезд из поселка упавшая набок Эйфелева башня, казалось, пребывала на своем законном месте. Заметив ее, мы с Кастаньетой не обмолвились и словом насчет уникальной в своем роде картины. Вместо этого добрели до крайнего домика (по иронии судьбы им оказалась лавка гробовщика, но сейчас нам было не до предрассудков) и уселись на ступеньках невысокого крыльца перевести дух.
За лежащей на околице Эйфелевой башней раскинулась песчаная пустыня, над которой маячило марево раскаленного воздуха. В нем расплывчатыми контурами виднелись не то далекие горные хребты, не то какой-то футуристический город. А над всем этим возвышалась еще более далекая скала Поднебесной – аналог местного Олимпа с обитающим на его вершине небожителем. До скалы было гораздо ближе, чем до противоположного края кольцеобразного яруса, что также был отсюда виден. Но вот насколько ближе? Не исключено, что на путь через пустыню у нас уйдет не один день, а до Моргана Платта и вовсе предстоит добираться несколько недель. Даже с учетом того, что ежечасно мы будем передвигаться при помощи Утиль-конвейера. Чем вообще являлось расстояние в Черной Дыре? Всего лишь словом, залетевшим сюда из мира, где оно имело строго определенное значение. Тут же расстояние было величиной, которая при любых расчетах всегда оставалась весьма и весьма приблизительной.