Угроза вторжения

Маркеев Олег Георгиевич

«Раз и навсегда», — прошептал Гога, прищурившись на красные звезды. Все чаще он взвешивал шансы оказаться там. Навсегда. Отсюда, из офиса, где Рованузо щелкал на калькуляторе, играючи обсчитывая миллионы долларов, ежедневно прокачиваемые по счетам фонда, где все и вся принадлежало ему, Гоге Осташвили, это казалось возможным. Стоило только протянуть руку.

Искусство ближнего боя

Максимов время от времени поглядывал в зеркало заднего вида на притихшего на заднем сиденье Кротова. Сегодня его впервые на памяти Максимова везли в Москву. И впервые он увидел Кротова другим.

Машина

уже ждала с работающим двигателем, а Кротов все еще не выходил из дома. «Начальство не опаздывает, оно, на фиг, задерживается», — прокомментировал Стас, лениво ковыряя во рту надкусанной спичкой. И вдруг осекся.

На крыльце появился изменившийся до неузнаваемости Кротов. Не было добродушного, с вечной хитринкой в глазах пожилого человека. Был энергичный, собранный, с волевой складкой губ мужчина без возраста. Костюм, чуть приспущенный галстук, плащ, небрежно переброшенный через руку, — все выдавало привычку носить добротные вещи, не обращая внимания и ни в коем случае не выставляя напоказ их цену. Он провел ладонью по волосам и коротко бросил:

«Едем работать».

Максимов отметил, что сегодня на безымянном пальце Кротова тускло отсвечивает перстень. Максимов по обрывкам разговоров уже имел представление, кем был Кротов в другой жизни, а сегодня он увидел, каким тот был. Сейчас Кротов напоминал черного лиса, вышедшего на охоту.

Неприкасаемые

У гостиницы «Украина», прямо на фоне Белого дома, красовался рекламный щит благотворительного фонда Осташвили. Журавлев указал на него дымящейся сигаретой и спросил:

— Что скажете, Савелий Игнатович? Думаю, мог бы и на крышу Белого дома пришпандорить, денег хватит.

— Гога есть Гога, — отозвался Кротов, проводив щит равнодушным взглядом.

— Но в размахе ему не откажешь, тут вам придется согласиться.

— Я не о том, Кирилл Алексеевич, — Кротов грустно усмехнулся. — Вы человек, простите, закомплексованный. Государственная служба редко предоставляет возможность полностью реализовать себя. Вот невольно и смотрите на Гогу снизу вверх. А я-то цену этому субъекту знаю.

— И какую цену вы ему назначили? — В голосе Журавлева Максимов уловил едва скрытые нотки недовольства.

— Гога показушник, как все дети Востока. Он может осыпать шлюху золотыми побрякушками, сунуть официанту столько, сколько рука из кармана вытащит. Но этот же Гога удавит за копеечный долг. Его жадность идет от болезненного самолюбия и непомерных амбиций. Он, увы, не знает, что такое комфорт. Ему подавай роскошь! — Кротов презрительно поморщился.

— Но он создал крупнейшую империю! Вы же знакомы с цифрами, — не сдавался Журавлев.

— Видите ли, Кирилл Алексеевич, — Кротов забросил ногу на ногу. — Экономика требует оптимальных решений, и многие из них возведены в постулат. Или ты действуешь по давно отработанным правилам, или тебя неминуемо выбросит на обочину. Но эти правила подобны нотам и законам композиции. А музыку пишет личность. Вот и в экономике фирма — отражение и продукт личности ее лидера. Все просто. Так что Гогиной империи грош цена. Потому что она — Гогино детище.

— Вас послушать, так единственное положительное, что есть у Гоги, так это тест на СПИД! — хохотнул Журавлев.

— Ну почему же. — Кротов чуть растянул в улыбке тонкие губы. — Есть и достоинства. Хотите, расскажу одну байку?

— Конечно. Сейчас на Арбате попадем в пробку, время есть.

— Давным-давно в Москву

приехали двое ребят с Колымы. Привезли что-то около килограмма золотишка. Самодеятельностью решили заняться, привезли сами, это поняли все серьезные «золотари». А, замечу, никто из скупщиков золота без предварительной весточки от отправителя на контакт с гонцом не пойдет. Так вот, пока все наводили справки, нарисовался только начавший входить в силу Гога и объявил, что с этими лохами работает он. Ну, мы люди были серьезные, дорогу перебегать не стали. А Гога решил прокрутить с ними стандартный вариант «игры на понижение». Ребята носились по всей Москве и предлагали товар по известному им с Колымы курсу, но им подводили людей, которые намеренно занижали цену. Так у клиента создается впечатление, что Москва завалена золотом и цена на него успела упасть. Прошло недели две, деньги мужики прогудели по кабакам, а сдавать товар мелкими партиями боялись. Гога уже потирал руки и готовился скупить кило золота за полцены, как вдруг появился какой-то молодчик и предложил лохам настоящую цену. И брать-то решил всего грамм триста, на большее у стервеца капитала не хватило. А мужики сообразили, что их дурили, разом обрубили все контакты с людьми Гоги.

Кротов замолчал и стал с интересом следить за водителем «форда», застрявшего в пробке рядом с ними. Тот что-то кому-то втолковывал по радиотелефону. Пальцы свободной руки при этом были растопырены характерным «веером». С такими габаритами и руками владелец радиотелефона мог спокойно выдавать по две нормы в каменоломне. Рядом с ним, словно навсегда вросшая в кресло, сидела девочка-нимфеточка и безучастно смотрела прямо перед собой. По всему было видно, что она была частью сервисного оборудования «форда». Мордашка и торчащие над панелью острые коленки должны были лишний раз подчеркивать «имидж» хозяина иномарки.

— И что дальше? — отвлек Журавлев наслаждающегося зрелищем Кротова.

— А ничего особенного. — Кротов отвернулся от окна. Лицо, отметил Максимов, заострилось, губы еще плотнее сжались. — Убили тех мужиков, а золотишко унесли. Они же были чужаками и лохами, за них никто не встал, ни из московских, ни из магаданской братвы. Через пару дней на даче у Гоги шла гульба. Туда и привезли мальчика, перебежавшего ему дорогу. Гога при свидетелях на руку скор. Заявил, что таким «золотарям» самое место у параши. И под хохот гостей и блядей парня сбросили в нужник. И пошли пить дальше. А дело было в ноябре. Парень побарахтался в дерьме да и умер от шока и переохлаждения. Слух об этом на другой же день дошел до серьезных людей. Мы посовещались и решили, что Гогу можно допускать к делам. Беспредельщик, конечно, но своего куска не отдаст никому. Вот и вся сказка. — Кротов опять отвернулся к окну.

Журавлев долго пыхтел «Житаном», наполняя салон терпким дымом.

— Кротов, а ведь это вы подвели к Гоге мальчишку. Или я не прав? — сказал он тихо.

Максимов мысленно похвалил его, к этому же выводу он пришел минутой раньше.

— Естественно, я. — Кротов не обернулся. — Должен же был я узнать цену Гоге. У любого, кто крутит дела, должна быть цена. Кто же мог знать, что этот показушник заплатит за свой авторитет жизнью трех человек!

До офиса, где должна была состояться встреча с «казачком», доехали без приключений. Только в салоне после рассказа Кротова стояла мертвая тишина. Даже вечно неугомонный Стас прикусил язык и сосредоточенно крутил руль, объезжая колдобины, до краев заполненные мутной жижей.