Угрюм-река
Шрифт:
— Сам сволочь… Да ты очумел?.. За что стрелять?..
— Расходись! Расходись!
Сзади неожиданно вылетает из тайги взмыленная тройка. Инженер Протасов выпрыгнул из кибитки и махом к начальствующей группе. В его лице дрожит каждый мускул, кровь тугими ударами бьет в виски.
— В чем дело, господа?!
— Вы кто такой?
— Разве не узнали, ротмистр? Я — Протасов.
— Ах, пардон. Но какое отношение вы имеете ко всему этому? Вы ж бросили службу.
— Я вернулся. Вот пригласительная телеграмма Прохора
— Время переговоров кончено. Впрочем, попытайтесь… Сами же разводите крамолу… Черт вас побери!..
Но эти последние слова были пущены Протасову в спину, он не слыхал их. Он что есть духу неуклюже побежал, суча локтями, навстречу толпе, голова которой уже стала выплывать из коридора штабелей, а хвост все еще шел по мосту.
— Ребята!! Товарищи! — задыхаясь, взвыл на бегу Протасов. — Остановитесь! Остановитесь! Вы на гибель идете, на расстрел.
— Сто-о-о-й! — во всю мочь заорал Фарков и, повернувшись лицом к толпе, замахал руками:
— Стой, стой! — Но толпа, ничего не видя и не слыша в коридоре, все валила и валила, сминая передние ряды, — толпу подпирал вливавшийся в коридор оглохший, незрячий хвост.
— Стой! стой, сто-о-о-й!!
— Стой, ребята, стой!.. Барин Протасов с нами. Протасов вернулся! Протасов хочет говорить!
На горе, у церкви — группа любопытных. По откосу к солдатам и к толпе перебегают ребятишки и собаки. Оба священника с тростями в дрожащих руках тоже на горе.
Многие рабочие уже вскарабкались на штабели, кричали что есть силы:
— Стой! стой! Не напирай!!
Часть толпы, успевшая выкатиться сажен на тридцать из коридора, широко растеклась и стала. Впереди толпы — оттиснутый народом Протасов. Курильщики вынули кисеты, начали закуривать. Несколько десятков рабочих свернули на другую окольную, ведущую к конторе дорогу, чтоб уйти от греха подальше. Впоследствии оказалось, что эта группа мирно настроенных рабочих и была причиной происшедшей сумятицы.
Невнятно проиграли у солдат сигнальные рожки. Этих предупреждающих звуков за шумом, за говором никто не слыхал в толпе.
— Ребята! Вы идете на смерть. Разве не видите?.. Там солдаты! — Пот катился с возбужденного лица Протасова, лицо дрожало, дрожал и голос.
— Товарищ Протасов! Барин! Андрей Андреич! — кольцом окружили Протасова рабочие, жарко дышали, пускали из ноздрей и ртов табачный дым. — Мы мирно! Мы бастуем… Мы к прокурору.., с открытой душой.
— Где выборные?.. Давайте прошение!.. — взывал Протасов.
— Эй, выборные!.. К Протасову!.. И там, на взлобке:
— Братцы, нас обходят… — трусливо проблеял какой-то низколобый солдат, кося глазом на идущих окольной дорогой несколько десятков рабочих. И сразу по шеренге прокатился трепет.
— Глянь, глянь! И впрямь обходят… — заежились, зашептали солдаты. Им стало страшно, как на войне перед началом боя.
Ротмистр
— Господин ротмистр, — приложив руку к огромному, нависшему на нос козырьку, протряс брюхом Усачев. — Неприятель близок. Ни минуты больше!
Ротмистр бел, как полотно; губы прыгают, пальцы рук в корчах. В малодушном шепоте солдат, в озлобленном пыхтенье Усачева, в заполошных ударах собственного сердца ему мерещится адский голос телефона: «Не верьте рабочим, они идут, чтобы убить начальников…» И широко открытые глаза его видят то, чего нет. Они видят мчащуюся на него остервенелую толпу. Еще миг — и он будет растерзан.
— Они бегут.
Ротмистр фон Пфеффер судорожно стиснул зубы, качнулся, зажмурился.
— Прошу, господин ротмистр, немедленно же передать командование мне… Нас сомнут!..
Ротмистр открыл глаза, приосанился: «вот я ж им, мерзавцам…» и свирепо взмахнул платком.
Толстяк Усачев, сразу подтянувшись, браво повернулся к солдатам, сиплым голосом скомандовал:
— Повзводно пачками…
Офицер Борзятников, выпуча закровянившиеся глаза, ошалело шагал сзади шеренги солдат, грозил револьвером:
— Целься верней! Кто будет мазать, пристрелю на месте…
— Пли!
Запахло тухлым дымом. По толпе широко стегнул свинец.
Инженер Протасов резко повернулся на выстрелы, замахал платком и белой фуражкой и, падая на колени в пыль, надрывно закричал:
— Что вы делаете?!
Но залп был дан.
Несколько человек упало. Рухнул на Протасова, подмяв его под себя, убитый Константин Фарков. Толпа оцепенела. Люди оценивали положение, сбирались с мыслями, ничего не могли понять. Но вот пронзительно, с великой обидой прозвучало:
— Убивают! Нас.., убивают… Братцы!!
Вьютрелы гремели, народ падал. По толпе пронесся трепет смерти. Толпа содрогнулась.
— Ложись, ложись!
Голова толпы, как под косой трава, плашмя бросилась на землю. А остальная масса рабочих еще топталась в коридоре, хвост толпы спускался с моста. Они еще не знали, что кругом творится, в шуме не слыхали выстрелов и стонов. Любопытства ради карабкались сотнями на штабели.
— Эй! В чем дело? — кричали они передним. А впереди — вопли, крики, гвалт. Кто-то визжал не переставая:
— Добейте меня… Добейте меня…
— Заряжают новые обоймы! Стреляют!
— Братцы! Кто в живых, беги!..
Народ в смятении бросился кто назад, кто в стороны.
— Взвод, пли!
Люди бежали и падали. Офицер Борзятников, кривя усатый рот, судорожно совал в горячий револьвер новые патроны. С командной горы положение казалось грозным.
— Бегут! Бегут! — неслось в рядах расстрелыдиков. И палачей и убегавших рабочих пленил животный ужас смерти.
— Взвод, пли! Взвод, пли!