Угрюмые твари

Гришанин Дмитрий Анатольевич

Сбросив с себя ледяное ботовское барахло, мы до красна растерлись спиртом, добытым Свином из каких-то тайных закромов. И переоделись в свой сухой камуфляж, сохранившийся, к счастью, в сухом виде в непромокаемых ботовских рюкзаках.

После спирта и сухой одежды все чутка «оттаяли» и принялись обустраивать лагерь. Отойдя от берега, вырыли неглубокую яму, и развели в ней костер, на который пустили более-менее сухое весло, распиленное Шпорой на дюжину удобных чурок. Собранная для розжига в степи старая трава поначалу решительно отказывалась заниматься, Свин весь изматерился, чиркая зажигалкой

и старательно раздувая дымящуюся несуразицу. Потом за дело взялся Пастух и, не измудряясь, просто лупанул по сложенной домиком поленнице фаерболом. От вызванного Даром огненного сгустка костер занялся мгновенно.

Над огнем смогли разогреть тушенку, и впервые с начала похода все сытно поужинали горячим мясом.

Сырые вещи хорошенько отжали и расстелили на траве вокруг ямы. Когда костер прогорел, оставшиеся угли ровным слоем распределили по дну ямы, втоптали их в землю и сверху присыпали собранной окрест травой. Получилась вполне удобная, по походным меркам, теплая лежанка, куда сразу спустилось четверо свободных от первого дежурства счастливчиков и, привычно прижавшись друг к дружке, на зависть вызвавшемуся дежурить первым командиру, заснули крепким здоровым сном.

И снова мне приснился кусок жизни бывшей подружки.

Я в теле кваза, развившегося до уровня матерого лотерейщика, на приличной скорости рысил вдоль знакомой лесной дороги.

На бегу Белка чутко прислушивалась к окружающим лесным звукам, готовая при малейшей опасности тут же нырнуть в придорожный ельник.

В ее руках были зажаты заранее извлеченные из ножен кинжалы. При ярком солнечном свете я смог еще лучше рассмотреть потрясающе-необычную матовую черноту клинка в правой руке.

Впереди послышался треск. Белка резко тормознула, будто налетев на невидимую стену, но отчего-то не стала прятаться. А крадучись продолжила двигаться вперед.

Через секунду пятеро бегунов вырвались из-за придорожных молодых елок в пяти шагах впереди нее, и еще четверо таких же тварей нарисовались сзади, отсекая путь к отступлению. Одновременно на Белку навалился из-за елок сбоку лотерейщик, хоть и уступающий ей по уровню, но на голову выше и вдвое шире в плечах.

Но ничуть не растерявшаяся Белка, словно ждала этой атаки, взметнула навстречу бугаю заранее развернутый к кусту черный кинжал, одновременно провалом на колени уходя от атаки двух когтистых лап, впустую вспоровших воздух на месте ее головы. А дьявольский клинок Белки играючи вспорол роговые пластины на пузе провалившейся твари и, погрузившись по рукоять, неудержимо рванул вверх, рассекая плоть лотерейщика так же запросто, как нож кусок масла.

Белка выдернула нож из широкой раны аккурат за мгновенье до того, как на утрамбованную дорожную землю хлынул поток крови, вперемешку с разодранными внутренностями. Стремительным кувырком успела уйти в сторону так ловко, что на нее не попало даже капли требухи из развороченного брюха.

Схватившийся за живот лотерейщик с остекленевшим взором еще заваливался за ее спиной на землю, а прыжком взвившаяся с земли воительница уже летела на пятерку озадаченно переглядывающихся бегунов. Кинжалы заплясали в когтистых пальцах кваза, предвкушая кровь, как нацеленные на жертву

скорпионья жала.

И понеслась потеха.

Это был не бой, а натуральная бойня. Твари, не сильно уступающие квазу уровнем, в разы проигрывали в убийственном мастерстве. Не один из пяти бегунов не смог даже коснуться верткой, как юла, Белки, а мелькающие кинжалы буквально за пару секунд вскрыли горло всем противникам. Причем одному читерский клинок полностью перерубил шейные позвонки, и свалившаяся с обрубка башка твари повисла лишь на лоскуте кожи.

Разделавшись с пятеркой передних, Белка тут же развернулась к задней четверке, уже перешагивающей через труп лотерейщика. Снова потрясающе-быстрая серия финтов и ударов, и еще четыре бегуна рухнули на землю с широкими кровавыми разрезами под подбородком.

Отточенным движением Белка махнула кинжалами, стряхивая кровь – хотя актуально это было лишь для стального, с черного кровь исчезала сама собой, словно впитываясь в матовый клинок – и закинула их в поясные ножны. Затем на секунду замерла, прислушиваясь к окружающему шуму. Ничего подозрительного не уловила и, выхватив из потайного кармана в рукаве небольшой кривой нож с толстым клинком, приступила к потрошению споровиков упокоенной стаи.

Из сновидения меня выдернула чужая рука, резко тряхнувшая за плечо.

– Твоя очередь дежурить, – зевая, проинформировала Овечка.

Игноря мои вялые протесты, девчонка решительно вытолкала меня из теплой ямы в ледяную ночь и, нырнув на мое место, через считанные секунды беззаботно засопела.

Я потянулся, расправляя плечи, словил ледяной порыв ветра с реки и тут же, сжавшись в комок, упал на корты, и пожаловался луне, от души жалея, что не умею по-волчьи выть.

– Млять! Как же холодно-то! Я ж до рассвета сдохну нахрен на таком ветродуе!

Со второй попытки зафиксироваться в вертикальном положении удалось на более длительное время. Невзирая на очередной порыв пробирающего до костей ветра, заставил себя сделать зарядку и, спустившись к реке, умыться.

Побежавшая по жилам кровь помогла худо-бедно согреться. Но стоять всем ветрам назло в открытом месте все равно было чертовски холодно, потому, вернувшись к яме со спящими товарищами, снова присел на корты, прикрывшись со всех сторон рюкзаками.

Чтобы занять оставшиеся час с четвертью дежурства, достал из своего рюкзака коробки с патронами и стал заряжать накопившиеся за время похода пустые магазины. Лунного света для этого нехитрого занятия вполне хватало. И со всеми магазинами я управился всего за полчаса.

Взбодрившись доброй порцией живца, решил облегчить рюкзак на пару сухарей и банку тушняка. Растягивая скромную трапезу на оставшиеся полчаса, я от души жалел, что в карманах нет курева. Вокруг в радиусе километра не было ни единой твари – кури не хочу. Опять же и время за сигой проходит незаметно. Но сигарет не было, и приходилось удручающе медленно пережевывать давно опостылевшие сухари.

Наконец, на востоке ночную тьму прорезала розовая нитка грядущего рассвета. Можно было на законных основаниях расталкивать счастливых храпунов. Но не успел я встать, как перед глазами загорелись строки очередного уведомления: