Уха в Пицунде

Кожедуб Алесь

— Что за халимон? — без особого интереса спросил Фёдор Модестович.

— Палтус.

— Этого мы тоже берём, — усмехнулся рыбный магнат. — С угрём никак не налажу дело. Ел угря-то?

— Приходилось.

— Подь сюда, — поманил проходившего мимо официанта Фёдор Модестович.

Тот подскочил к столу.

— Убери-ка ты эту лампу и принеси свечи. Я люблю с канделябрами посидеть.

На одном из соседних столов действительно горела свеча.

Народу в большом зале ресторане было немного. За тремя столиками сидели парочки. В

дальнем углу шумела юбилейная компания. Тапёр за роялем наигрывал что-то из классики.

— Любишь музыку? — спросил Фёдор Модестович.

— Шопена.

— А я Чайковского. И тебе советую. Своё надо любить, русское. Что это тебя занесло в Польшу?

— В Сопоте на конференции был.

— Ну и как они там, под американцами?

— Да не похоже, чтоб жировали.

— Сопот — это где?

— Под Гданьском.

— Курорт?

— Лучший у них. Но дворцов, как у нас в Подмосковье, я там не видел. И машины дешёвенькие.

— А что они думали — из грязи в князи? Ещё вспомнят русского дурака, который их даром кормил. Американцы каждый доллар заставят отработать.

— Да, — согласился я, — поля у них распаханы. У нас пустоши, а там комбайны урожай убирают. Потому и живут бедно, что работают.

— Чего-чего? — склонил набок голову Фёдор Модестович.

— Богато живёт только вор. У нас кто миллионер? Олигарх. А у него откуда богатство? Награбил или украл.

Хорошо, принесли канделябр со свечами, следом подали и водку с закусками. Фёдор Модестович опрокинул подряд две рюмки, закусил грибком. Мои гречишные блины, намазанные икрой, прямо таяли во рту.

— Во всём виноваты правители, — сказал Фёдор Модестович. — Можно было и страну сохранить, и народ не обидеть. Отпусти верёвочку подлиньше — он бы себе и пасся. А им нефтяную трубу захотелось. Теперь, конечно, трясут Бога за бороду, но чем это кончится, неизвестно.

— У вас много пароходов?

Фёдор Модестович вопрос не расслышал.

— Прикажете подавать горячее? — навис над нами официант.

— А что это у вас народу немного? — откинулся на спинку стула магнат.

— К десяти часам зал будет полон, — понизив голос, сказал официант. — У нас часто американский посол ужинает.

— Американский? — с сомнением посмотрел на него Фёдор Модестович. — И тоже при свечах?

Официант пожал плечами.

— Ладно, неси горячее, — разрешил рыбный король. — Хотя не верю я этим американцам… Наши корабли они к себе на пушечный выстрел не подпускают.

— Не разрешают ловить в своих водах?

— Ну да, сами бросают тралы где хотят, а нам шиш. Америка сейчас правит на суше и на море.

— И в воздухе, — сказал я. — Возвращаясь из Польши, я на неделю в Минске остановился.

— С вами они тоже разберутся, — собственноручно налил в рюмки Фёдор Модестович. — Деньги выделили, подходящего президента подобрали. Наши и пикнуть не посмеют.

Это была чистая правда — не посмеют.

— Всё равно не сдадимся, — тем не менее возразил я. — В партизаны

уйдём.

— Какие партизаны! — махнул рукой Фёдор Модестович. — Одно мокрое место от вас останется.

— У нас и так кругом болото. Американцы даже с Ираком справиться не могут.

— Это ты зря, — снова налил в рюмки миллионер. — Побеждает тот, у кого деньги. А вы нищие.

Он бил, что называется, под дых. Но это была его манера: нащупать слабое место и долбить.

— А я книгу писать не стану, — сказал я.

— Но ты же не дурак! — изумился Фёдор Модестович. — Другие напишут. Я тебе подарок хочу сделать, неужели не понимаешь?

«Не нужны мне твои подарки, — подумал я. — Всё равно ведь не заплатишь. А то и обманешь».

— Не обману, — в упор посмотрел на меня магнат.

В зале вдруг началась суета. Промчались туда-сюда официанты, заиграл что-то бравурное тапёр, по стойке «смирно!» застыл у входной двери метрдотель, из кухни выглянул Боря. Меня он, конечно, не заметил.

— Посол? — поймал я за лацкан пиджака одного из официантов.

— Советник! — шепнул тот.

— И здесь от них покоя нет, — поморщился Фёдор Модестович. — Зачем ты меня сюда привёл?

— Честное слово — не знал, — повинился я. — Да я с ними на одном поле не сяду.

К счастью, появилась процессия, несущая наши блюда. Слов нет, телятина, заказанная Фёдором Модестовичем, выглядела аппетитно. Но по сравнению с тем, что принесли мне, она была ничто. Один официант поставил передо мной пустую тарелку. Второй водрузил на стол блюдо с овощами. Третий поставил серебряную посудину под крышкой. Я потянулся к ней, но четвёртый официант умоляюще посмотрел на меня: снять крышку должен он сам. Я подчинился. Официант набрал в грудь воздух, шагнул к столу и с видом фокусника, достающего из пустого ящика живого кролика, поднял крышку.

Фёдор Модестович крякнул.

Крупные куски осетрины были тщательно уложены в центре посудины. Их обрамляли креветки, гребешки и прочая морская дрянь. Но главное, со всех сторон к осетрине со зловещим видом ползли ярко-красные раки, казалось, они даже шевелили усами. Это было настоящее морское сражение, а не какой-то там заурядный шашлык.

— Недурно, — сказал я.

Фёдор Модестович с мрачным видом принялся терзать ножом и вилкой свою телятину.

Я выпил рюмочку, положил в рот креветку, отрезал кусок осетрины. Приниматься за раков мне отчего-то не хотелось.

— Напишешь книгу — я тебе корабль подарю, — выложил последний козырь Фёдор Модестович.

— Вы поэта Николая Старшинова знаете? — спросил я.

— Нет.

— У него любимая частушка была как раз про корабль.

— Ну? — покосился на меня Фёдор Модестович.

— «По реке плывёт корабль, — вполголоса запел я, — из города Чугуева. Ну и пусть себе плывёт, железяка х… ва!»

— Что, прямо так в рифму?! — удивился магнат.

Похоже, вместо ужина в ресторане при свечах у него сегодня был вечер сюрпризов.