Уход на второй круг

Светлая Марина

— Не выгонит! — почти шепотом с загадочным выражением на простецком лице важно сообщил водила. И тут же заорал: — Она в роддоме!

— Уже? — подхватился с дивана Глеб.

— Ага! Девка! Три сто! Мы понемногу, а то завтра ехать с утра.

— Поздравляю, ювелир! Ювелир усмехнулся и отпил кофе из своего стаканчика.

— Мне еще манеж собирать. Запретила, пока не родит. А хрен его, как оно делается.

— Рукожоп вульгарис. Вот вечером под пиво и сообразим.

Вечером под пиво они много чего сообразили. После двадцатичетырехчасовой смены мозг взрывался цветными пятнами, расплывающимися

перед глазами. Алкоголь даже в незначительных количествах это дело порядком усугублял, а мысли неслись, не цепляясь одна за другую, но залетая в голову с одной стороны — и вылетая из другой.

Конец смены был ознаменован кишечным отравлением с температурой у ребенка. Настаивали на госпитализации, родители были против. Мать — сущая мегера. Нахрена скорую вызывали: дайте ему чего-нибудь, чтобы температуру сбить!

— Мегера! — восклицал Петька, устроившись на полу будущей детской с отверткой в руках и поставив рядом с собой пиво. — Ну правда, уже четыре раза звонила, проверяет, дома ли! Мегера натуральная!

— Баба как баба, — отмахивался Глеб, листая — внимание! — инструкцию к манежу. — Похлеще мегеры бывают.

Вспомнилась вчерашняя. Будто вечность назад. Худющая, глаза сверкают, и странно теплый цвет волос. Не русый, не светлый, не рыжий. Каштановый, что ли?

«Имбирный водопроводчик».

В кармане джинсов все еще поскрипывал конверт с деньгами вместо спасибо.

— Может, на Свету перекинется — успокоится немного? Все-таки гормоны.

— Света — это назвали?

— Не, еще не… Ане не нравится. Она типа думает.

— Кому что вообще нравится? — мрачно подтвердил Парамонов и отхлебнул из бутылки пива. Устранил течь. Сделал какой-никакой ремонт труб. Хату сторожил. Вспомнил на свою голову. И отмахиваясь от зудящего, злого воспоминания, снова посмотрел на Петьку: — А покрепче ничего нет?

— Чтоб ты мне прям тут уснул? Не-е-е-е, я-то не против. Да и забирать из роддома послезавтра только. Но манеж-то сегодня собрать надо, завтра теща явится контролировать.

— Ладно, лесом, — усмехнулся Глеб.

«Похмелишься».

И совала так, с гадливостью. Может, из тех же побуждений и в почтовый ящик швырнула — взяла на себя труд отблагодарить. Сколько там? Пробухать все нахрен?

Свежая мысль после суток в смене.

Откуда она вообще взялась в голове? Сейчас, когда прошло столько времени и столько жизней? Впрочем, ответ на этот вопрос он и без того знал. Машина с кипятильником через шею выключалась. Включался Глеб Парамонов. Сонный, злой. Задавивший в себе ярость. Теперь она становилась тихой, но кипучей, больной. Ждала выхода, подавляемая столько времени.

Девчонка еще. Кто дал ей право — эдак свысока? Почему каждый считает себя в праве? Тим звонить и спрашивать. Осмоловский — периодически воспитывать по старой памяти. Вера — Вера… лишать последней опоры. Все, что имел, потерял. Шансов выкарабкаться ежедневно лишал себя сам.

— Ты б отпуск взял на пару недель, — прервал он зуд в голове. — И так фиг отдыхаешь, а тут начнется.

— Вот на работе и буду отдыхать.

— Не та у тебя работа, чтобы отдыхать.

— Слушай, может, тебе все-таки такси вызвать? Чего-то ты серый прямо.

— Не, на метро доеду.

— Как

знаешь.

Обрывки фраз в голове не задерживались — как и мысли влетая и вылетая.

К одиннадцати титаническими совместными усилиями манеж был все-таки собран. В начале двенадцатого Парамонов выполз из Петькиной квартиры. Петька же к тому времени всерьез уговаривал его остаться — метро до полуночи. Глеб только отмахивался.

И не знал, от чего развезло сильнее: от выпитого пива, от суток на ногах, от той чертовой ракушки, которую, скорее всего, к утру увезут в морг, или от разраставшегося в душе дикого ощущения, что с бродячей собакой у него больше общего, чем с любым человеком.

Одинокие — то там, то здесь — полуночные пассажиры. Успеть до закрытия станции. У девчонки наушники ярко-зеленые торчат из распущенных голубых волос. Мальвина — без азбуки. С дорогущим киндлом среди ночи.

Дорогожичи. Елены Телиги. Девятиэтажка среди хрущевок-недомерков. Неожиданно гулкие среди ночи шаги по асфальту — будто заставляющие звучать стены и деревья сухой и прозрачной осени. Прозрачной даже сейчас, среди мрака и фонарей, рассеивающих его.

Крыльцо, подъезд. Тусклый желтый свет лампочки без плафона. Ключи. И хруст конверта с Леськой Украинкой в кармане. Руки сами собой сжались в кулаки.

Через мгновение он обнаружил себя звонящим в дверь квартиры на втором этаже — точно такой же, как у него, квартиры.

За дверью было так же тихо, как и в подъезде, без признаков жизни и движения. Но позвонить снова не успел. Когда Глеб занес руку к кнопке, то услышал негромкое «Кто там».

— Идиот снизу!

— Уходите! — ответила Ксения не сразу.

— Я твою квартиру сутки сторожил, стюардесса. Думаешь, свалю?

— Обязательно доплачу за охрану.

— Ну попробуй. Можешь прямо сейчас выйти и доплатить! — он еще не перешел на ор, но в голосе отчетливо слышался потенциал для этого перехода.

— Идите к черту! Ночь на дворе.

— Я сейчас опять взломаю твой замок!

— А я вызову полицию в этот раз.

— Ну, вызови! Нормально после твоего чертового конверта!

— Уходите по-хорошему.

— Я лучше дождусь по-плохому! Интересно же!

— Ну и ждите.

Снова стало тихо. Настолько тихо, что эта самая тишина приобретала объем, двигалась, вибрировала снаружи, внутри, запульсировала в висках. Глеб тихо выдохнул и ругнулся себе под нос.

Ушла. Дура. Тварь. Вдавил кнопку звонка, что было силы. И понимал — хрен она откроет. Такие не открывают, не впускают, перекрывают воздух — медленно, нарочито медленно. Повидал разных. Таких, со стальными яйцами, на дух не переносил.

Прижался лбом к двери, тяжело опершись на нее. И шандарахнул по ней со всей дури, так, что огнем опалило ладонь.

— Открывай, сказал! — заорал Парамонов на весь подъезд. — Открывай, разговор есть!

Дверь распахнулась, словно от заклинания.

— Совсем охренел? — раздался свистящий шепот очень близко от его лица. — Глаза залил — стрелок на часах не замечаешь?

— А ты людей не замечаешь, да?

— Ты постарался не остаться незамеченным!

— Пришлось. Впустишь или так и будем на пороге? Ксения воинственно запахнула халат и отошла в сторону.