Уход на второй круг
Шрифт:
«Точно бабка?!»
«Бабка-нарушка — пациентка с острым нарушением мозгового кровообращения. Учись, пока я живой».
«Ты мне зубы не заговаривай!»
«В мыслях не было. Правда бабка. Сфоткать? Она тут в машине, в больничку везем».
«Кстати!!! Можешь больше не переживать, у ИВ новое увлечение, и я его теперь не интересую».
«Игореша нашел бабу?!»
«У нас завелась новая стюардесса. Очередная нимфа. Пока еще сопротивляется. Но думаю, к концу недели будет покорена».
«Слава яйцам! Симпатичная?»
«Тебе-то
«За Игорька переживаю. А то, если не симпатичная, он обратно к тебе переметнется. Это грозит членовредительством».
«Не городи чепухи. Ты завтра как обычно?»
«Да, после обеда. А ты?»
«Ну если молнию не поймаем. Недавно одним «повезло». А на завтра грозу обещают».
«Это опасно?»
И сразу, следом:
«Прости, я ни черта не шарю».
«Нет. Но могут вернуть обратно для проверки техникам. Это занимает время».
«Ясно. Чёртовы грозы. Я соскучился».
«А я тебе подарок купила. Даже два».
«Сюрприз или расскажешь?».
«Даже не знаю. Помучить тебя или пожалеть».
«Садистка! Что там у тебя?»
«У меня новое белье».
«Черт!»
«Тебе понравится».
«Черт! Какого цвета?»
«Не скажу!;-Р»
«Вредина! У меня бабка-нарушка в машине, мне работать как?»
«;-Р;-Р;-Р»
«Ее дочка рассказывает, какие препараты она пила в последнее время, у меня должно быть серьезное лицо!»
«Дочка красивая?»
«Предлагаю обмен. Ты называешь цвет, я отвечаю красивая ли дочка».
«А у меня еще подарки не закончились».
«Ксень, мы подъезжаем, отключаться надо».
«Ага. Я тоже пойду. Завтра рано вставать».
Парочка стикеров с поцелуями вдогонку…
Ксения выключила экран и бросила телефон в сумку. Подхватила пакеты. В самом большом была куртка — один в один с Глебовой, клетчатой, которую он носил на даче. Увидев ее в витрине, она не смогла пройти мимо. Теперь и у нее будет такая же. Для его Стретовки.
Она улыбнулась. Так и шла с улыбкой по проспекту к Кафедральному собору. Сама не знала, чему улыбается, как не знала и того, почему любит эту площадь со стоящей отдельно колокольней, и белоснежная махина собора, и низкие длинные ступени рядом, и дворец великих князей. Может быть потому, что все здесь до самых краев наполнено светом и воздухом, которые она так давно исключила из собственной жизни.
Ксения медленно обошла площадь, через полумрак многолетних деревьев в скверике у Замковой горы вышла к реке. И долго брела по набережной, пока совсем не стало темно, не зажглись фонари и подсветки мостов.
В гостиницу входила с единственным решением: оставить прошлое прошлому.
Она любила Ивана. Она любила бы его всегда. У них были бы дети и внуки, и может, даже правнуки. Он построил бы дом, как когда-то ей обещал.
Если бы… Если бы в тот день его не вызвали на службу. Если бы не случайно открытое окно.
Если бы врач…
Ксения заставила прерваться мысленный поток. Он может быть бесконечным — слишком
Оставив в номере пакеты, Басаргина спустилась в ресторан. За столиком в углу расположился Фриз, вполне успешно, судя по румянцу девичьих щек, окучивающий новенькую. Инстинкт охотника безошибочно вел его по пути наименьшего сопротивления со стороны нимфы. Впрочем, нормальные нимфы и не сопротивляются таким, как Игорь. А добровольно шагают навстречу неизбежности.
В чем Ксения могла лично убедиться не далее, чем сегодня утром, когда нимфа принесла Фризу его любимый кофе — с молоком и медом. Картина маслом: Фриз рассыпался в благодарностях, нимфа опускала смущенный взгляд, Ксения контролировала навигационные элементы полета.
«Красота! — будто это самая большая его радость в жизни, повторял КВС. — У вас кофеек именно такой, как мне нравится, Вита!»
Бортпроводничка глупо захихикала, взмахнула длинными черными ресничками и, словно нет в ее жизни большей радости, чем доставить радость Фризу, проворковала:
«Если честно, я сама люблю так, Игорь Владимирович! Сладко и вкусно».
«Любите сладкое?»
«Все девушки сладкое любят».
«Ксения Викторовна, слыхали?» — Фриз полуобернулся ко второму пилоту, едва удостоив ее быстрым взглядом.
«Да кто ж спорит?» — негромко проговорила Ксения и подняла голову. Вита более чем соответствовала сладкому. И по наличию внешнего, и по отсутствию внутреннего.
«Так, может, тоже будете?» — усмехнулся Фриз.
«Буду, но не сейчас».
«Как хотите, Ксения, — довольно ответил Фриз и снова обратил свой спокойный и манкий взгляд на стюардессу. — И как вам летается? — спросил он. — Впечатления как?»
«Ой, Игорь Владимирович! А какие они могут быть? Я в восторге, я же всю жизнь мечтала!» — «всей» жизни было не более двадцати двух лет, вероятно. Но прозвучало увесисто.
«А боевое крещение прошли? Ребята проследили?»
«Конечно! Могу фотографии показать».
Разумеется, за это он ухватился. Боевое крещение в экипаже происходило фееричным образом. Перед первым полетом желторотых стюардесс заставляли взобраться на полки для багажа. А потом самостоятельно слезть оттуда. Всем было весело, помогало раскрепоститься и выводило за рамки формальности. Железная дисциплина в небе. И вот такие каламбуры на земле, чтобы разбавить ситуацию.
Фриз перещелкивал фото, кажется, окончательно позабыв, где он находится. И ржал хором со сладенькой нимфой. А потом, контрольным выстрелом в инстинкт самосохранения оной, выдал:
«А фото в кабине пилота желаете?»
«А можно?» — охнула Вита.
«Конечно, можно! — он снова повернулся к Басаргиной: — Ксения Викторовна, сфотографируете нас?»
«Игорь Владимирович, — Ксения недоуменно воззрилась на командира, — вы же знаете…»
«Ты на меня стучать пойдешь? Или я на тебя? — хохотнул Фриз. — Не ершись, Ксения Викторовна! Помоги нам с Виталинкой».