Уходи, но останься...
Шрифт:
Она не только не сделала аборт, она решила родить.
Несмотря на все мои предостережения, несмотря на плохие анализы.
О том, что врачи предупреждали ее об осложнениях, я узнал позднее.
Потом был поздний звонок, посреди ночи и тихий голос, прерывающийся рыданиями:
— Илья, я родила. Знаю, ты был против, но мне уже тридцать два. Я хотела родить для себя! Он такой красивый и несчастный… Ему срочно нужна операция. Срочно… Илья, ты же говорил, что на короткой ноге с этим знаменитым хирургом,
Глава 14
Глава 14
Он
Из воспоминаний о прошлом вырывает голос друга.
— Гляди, тебе встречают!
Я скольжу взглядом по ожидающим, выискиваю Ксению. Если мне доводилось отлучаться ненадолго, Ксюша всегда меня встречала на вокзале или в аэропорту. Всегда! Неважно, в какой час дня или ночи был рейс.
Ищу взглядом Ксюшу… Отдаю себе отчет, что встречать меня она не станет.
Во-первых, травма. Во-вторых, я очень сильно ее обидел.
Нет, не приедет она встречать меня в аэропорт. Но я все равно ищу ее взглядом и испытываю зависть к тем, кого ждут и встречают любимые.
Рядом целуется парочка, я задерживаю на них взгляд. Я мог бы так же сжимать свою жену в объятиях и касаться губами ее губ. Но сейчас я один, один в толпе, заставляю себя идти, тоскуя по утраченному.
Нет, стоп, приказываю себе. Хватит хандрить.
Я во что бы то ни стало верну любимую…
Ксюши нет, однако я слышу кое-что другое.
И радость, и горечь в этих словах:
— Папа! Папа! Па-а-апа!
Поворачиваю голову направо, услышав голос сына.
Давид и Карина.
В руках у Давида — три воздушных гелиевых шара. Они покачиваются над головой сынишки. Белый, голубой и красный. На них радостные надписи:
«С возвращением!»
«Любимому папе»
«Добро пожаловать!»
Карина улыбается, поправив волосы.
Я уставился на нее так, словно вижу впервые.
— Да ты издеваешься! — срывается у меня с губ.
Карина изменила прическу, постриглась покороче и завила волосы мелкими кудрями.
Сбоку от меня откашливается Дмитрий, пытаясь скрыть смех.
Он с первого взгляда понял, на кого пытается быть похожей Карина. Я, конечно, тоже сразу понял, что новая прическа — это неспроста! Но очень напоминает мою Ксюшу.
— Тебе смешно? — цежу сквозь зубы другу.
— Забавно немного. Знаешь, если даже не по любви, но Карине стоит отдать приз за упорство.
— Да пошел ты. Зачем ты сказал ей, когда прилетаем?!
— Я не говорил, — отзывается друг.
— Ах да. Тебе и говорить
Вот только злюсь я не на Диму, на Карину.
Волей-неволей подхожу к ней, Давид спешит навстречу.
Подхватываю его, осторожно прижимаю к груди.
— Как долетели? — сладким голосом интересуется Карина, приобняв сынишку и меня заодно.
Со стороны, наверное, просто идиллия!
Раздражает еще больше.
— Хорошо долетели! — отвечаю сухо. — Давик, а у дяди Димы кое-что для тебя есть…
Отсылаю сынишку к другу. Тот, хоть и бездетный, но умеет ладить с детьми, а еще он постоянно покупает всякую фигню в поездках. Так что у Димы точно найдется в рюкзаке что-нибудь интересное.
Мне просто жизненно необходимо поговорить с Кариной прямо сейчас.
— За мной, — командую, отходя как можно дальше.
Едва она поравнялась со мной, хватаю за руку.
— Ты что творишь?! Совсем охренела! Буквально позавчера ты рыдала, что Давик едва ли не при смерти! А сейчас, что?! Таскаешь его за собой всюду?
— Илюш…
— Я говорил тебе, не называй меня так! Не называй! — невольно повышаю голос.
Лицо Карины кривится, на глазах начинают блестеть слезы.
— Мне больно, отпусти!
— Соврала, б…ь? Говори! Соврала о здоровье сына?
— Нет! — куксится. — Нет, прибор перенастроили просто, там что-то сбилось! Но врач сказал, что новый кардиовертер-дефибриллятор необходим! У этого уже срок службы подходит к концу, ведь Давик растет! Просто пока он может и с этим походить до замены! Ему было плохо… Больно и страшно! Хватит смотреть на меня зверем.
— Была бы моя воля, я бы на тебя больше ни разу в жизни не взглянул. Как ты мне осточертела, кто бы только знал! — смотрю на нее с отвращением. — Какого черта сюда приперлась! Еще и с сыном… Ты его как щит используешь.
— Что ты несешь? Какой щит?! Бред! Я люблю сыночка. Люблю… Это ты считаешь его неполноценным и стыдишься! Ни разу не признал его открыто…
Давид из-за болезней отстает в развитии. Он выглядит младше своих сверстников и ограничен во многом. Нельзя сказать, что я этому охренеть, как рад.
Это моя боль, мой гнойный нарыв и глубокая неприязнь к самому себе.
Я виню себя, свои дурные гены, виню Карину — эту дрянь, которая эгоистично решила родить ребенка с отклонениями, а потом щедро разделила беды ребенка на двоих.
— У меня есть на то причины. А ты… — сощурившись, смотрю на нее. — Ты, кажется, по-хорошему не понимаешь. Ты какого черта приперлась к моей жене в больницу?! Совсем берега попутала!
— Не говори со мной в таком тоне.
— А я вообще с тобой больше разговаривать не стану.