Ухожу от тебя замуж
Шрифт:
Понемногу она втянулась и, кажется, нашла с домом общий язык… Единственное, для чего пришлось себя пересилить, это поменять на постели Виктора белье. Тут Александра долго не решалась и несколько раз отступала, прежде чем смогла притронуться к супружеской постели и снять простыни, которые еще хранили тепло трагически погибшей хозяйки.
Потом она прогулялась с детьми до рынка, купила им фруктов и домашнюю курицу у сурового на вид корейца в докторском белом халате.
Приготовила суп, ножки потушила в сметане, сварила компот, так что, когда Виктор пришел с работы, дом встретил его ослепительной чистотой и ароматами домашней еды. В шкафу Александра навела порядок только на его полках и сказала, чтобы он попросил мать разобрать вещи
Новые обязанности быстро стали частью ее жизни. Пришлось переехать в городскую квартиру, потому что Александра не водила машину, а каждый день добираться с дачи до Петергофа общественным транспортом было слишком трудно. Три дня в неделю очень быстро превратились в четыре, но Александра приняла эту диспозицию. Рабочий день Виктора официально заканчивался в шестнадцать часов, но он часто задерживался, приходил намного позже, но Александра и тут не возражала. Если уж помогаешь, так помогай, считала она. Виктор должен зарабатывать деньги, а врач может это делать за счет благодарных пациентов, но откуда возьмется благодарность, если он будет уделять им только оплачиваемое родиной время? Нет, чтобы заслужить конвертик, надо потрудиться чуть больше, чем в рамках ОМС, поэтому Александра с пониманием относилась к поздним возвращениям бывшего мужа. Иногда только она словно опамятовалась, изумлялась абсурдности ситуации, но быстро вспоминала про отжатую у Виктора при разводе недвижимость и соображала, что, если бы не пеклась так об интересах дочери и внуков, тогда еще потенциальных, сейчас у Виктора не было бы такой острой необходимости вкалывать.
Подружившись с домом и с тенью Инги, она теперь хозяйничала с удовольствием, осознавая, как ей после развода не хватало этого. Так спортсмен после долгого перерыва снова выходит на беговую дорожку и чувствует, как поначалу тугие мышцы начинают разогреваться и будто пенятся от радости движения.
В финансовые вопросы она не лезла, проще было, обнаружив полное отсутствие продуктов, кроме элитной гастрономии, запасы которой Виктор исправно пополнял, сбегать на рынок и купить на свои деньги. Кореец в докторском халате, кажется, полюбил ее и оставлял неплохие куски, а иногда давал приправы в подарок. Александра неплохо зарабатывала и могла себе позволить такие скромные траты, чтобы не нарушать своего душевного спокойствия неприятными разговорами.
Прошла всего неделя, а она чувствовала себя так, будто всю жизнь была связана с этим домом и этими детьми. Не матерью, не нянькой, не бабушкой; она даже не могла бы сказать, любит ли Витю с Гришей, но они точно перестали быть для нее чужими.
– А вы теперь снова поженитесь с папой? – вдруг спросил Гриша и бросил уткам остатки хлеба.
– Нет, милый, конечно, нет!
– Правда?
Александра кивнула.
– А зачем вы тогда к нам ходите?
Она нахмурилась:
– Просто вы еще не можете оставаться одни с братом.
– Да, но вы-то почему?
– Потому что мы с твоим папой остались друзьями, а друзья должны выручать друг друга. – У Александры заломило челюсть от сознания, насколько по-учительски она это сказала, но других аргументов, чтобы убедить двенадцатилетнего ребенка, не нашлось.
– А вы меня ненавидите? – спросил вдруг Гриша, и Александра поразилась его недетскому спокойствию.
– Ну что ты, милый! Нет!
– Но вы же должны. Папа ушел от вас из-за меня.
– Нет, Гриша! – Александра старалась говорить спокойно. – Просто мы с твоим папой давно не любили друг друга, и он полюбил твою маму, вот и все. Так
– А почему тогда он не ушел к маме, когда я только родился?
Тут Витя в коляске завозился, пришлось взять его на ручки, и малыш прижался к Александре и успокоился. Александра выбрала корень потолще и присела на него.
– Знаешь, был такой писатель Фазиль Искандер, – сказала она, глядя Грише в глаза, – так вот он говорил, что все дети наделены здравым смыслом, и я думаю, что он прав. Просто потом, взрослея, мы поддаемся страхам, жадности или просто очень хотим быть счастливыми и утрачиваем его. Так что в некотором отношении не взрослей, Гриша, смотри на мир так же прямо и ясно, как сейчас ты это делаешь, но и не суди нас слишком строго. Наверное, твой папа жалел меня и думал, что я без него пропаду. Помни главное, твои родители очень хорошие люди, переживали за меня, поэтому так неладно все у нас и вышло.
– А маму вы ненавидите? – спросил Гриша.
– Нет. Тут я даже объяснять не стану, просто поверь мне, что нет. Ты, наверное, думаешь, что предаешь маму тем, что принимаешь мою заботу, так вот прошу тебя так не считать. Я никогда не думала плохо о твоей маме.
– Спасибо, – сказал Гриша.
– Я холодна с тобой, это верно, – продолжала Александра почти против своей воли, но ей вдруг показалось очень важным поделиться с ребенком своими опасениями, – но это не потому, что я к тебе плохо отношусь, а наоборот. Просто я никогда не испытывала такого горя, как ты. Я не теряла родителей и просто не знаю, что сделать, чтобы тебе стало легче. Я сейчас говорю с тобой и чувствую, будто ты взрослее и мудрее меня.
Гриша покачал головой.
– Если ты чувствуешь, что есть что-то, что тебе хоть капельку поможет, скажи мне, потому что я не угадаю.
– Нет такого.
Александра, одной рукой прижимая задремавшего Витю к себе, свободной пошарила в сумке и достала бублик. Гриша разорвал упаковку, поделил бублик пополам, и они продолжили кормить уток.
– Мне всегда казалась ужасно пошлой фраза «надо жить», – осторожно сказала Александра, не зная, можно ли быть такой откровенной. – И я никогда ее не говорила в утешение. Но потом поняла, что продолжать жить это не значит забыть, что дела не умаляют скорби, и если человек вернулся к своим занятиям, это не означает, что он больше не скорбит. Понимаешь? Ты не хочешь, чтобы боль уходила, верно?
– Не хочу.
– И она не уйдет, просто что бы ты ни делал, ты будешь думать о маме, и получится так, будто она делает это вместе с тобой. Она всегда будет рядом, я это точно знаю. Моя бабушка умерла, когда я была еще совсем маленькая, и я ее не помню, но мама так любила ее, так часто мне о ней рассказывала, что я выросла с чувством, будто ее знала. Понимаешь, о чем я?
Гриша кивнул.
– Поэтому не стесняйся говорить о маме. Со мной тебе, наверное, неловко, но с друзьями, с папой, с бабушкой и особенно с Витей, когда он немножко подрастет. У тебя есть лучший друг, кстати? Хочешь, пригласим его на целый день или даже с ночевкой?
Гриша сказал, что друг есть, но сейчас на юге.
– Ну, когда вернется, сразу давай пригласим его. Слушай, Гриша, – вдруг осенило Александру, – а может, ты хотел бы собачку или кошечку? Я в твоем возрасте только об этом и мечтала, но у мамы была аллергия, поэтому мы никого не заводили.
– Мы с мамой тоже хотели, – признался Гриша смущенно, – только она была очень занята, и дома целый день никого не было, поэтому мы боялись. Она говорила, что надо быть ответственным.
– А ты разве безответственный? Когда вы с мамой жили вдвоем, действительно опасно было кого-то заводить, но сейчас другое. С маленьким Витей всегда должен быть кто-то взрослый, который сможет накормить питомца и выпустить во двор, если что. Решай сам, милый. Если ты очень-очень хотел собаку или кошку, то давай заведем, а если не очень, то и не будем. На самый крайний вариант есть я. Я живу одна и в чрезвычайных обстоятельствах возьму твоего питомца.