Ухожу... пока не поздно
Шрифт:
И снова попытка пустить в свой чулан суетный мир.
И снова испуганно сжалась, прячась во тьму.
Как испуганный котенок, приученный к вечному (но зато безопасному) подвалу, я мечусь на пороге, дергаюсь, то за дверь – то снова назад, в погреб.
Боюсь…
Третья попытка –
… размытые силуэты.
Дрожу, дрожу.
А слезы, слезы текут по щекам, разжигая эмоции.
Счастливые, еще счастливые слезы –
я думаю, он здесь.
Взмахи
НЕТ. НЕТ его...
Врач, медсестра…
… и исправно исполненное обещание.
Ушел.
Одна.
Навеки.
Глава Двадцать Первая
***
Странное, странное письмо. Я никогда с ним не расстанусь, хоть и до конца не понимаю смысл, тайну его.
Словно чувствовала, словно знала…
За полгода до своей смерти она написала мне его, с наставлением на будущую жизнь. Жизнь, БЕЗ НЕЕ.
Словно мне была отписана вечность, в то время как у нее – и года больше нет.
Мой Ангел, моя милая, дорогая мамочка, что-то знала, что-то…
но так и не смогла рассказать правду, не успела.
На память уже заучила эти строки, перечитывая, выплакивая их по сотому кругу.
«Если совсем уж станет туго, и не к кому будет притулиться, согреться, если в душе засядет мрак, а в сердце – пустота, езжай на Эйзем, дивный остров рядом с Римом. Колыбель тишины и покоя. Найди Клариссу Марию и попроси приютить, тебя, дочь Фернандо Беллини» .
Дочь… этого ублюдка. Мамочка, маменька, уж лучше бы я вообще не родилась, чем быть отродьем этого подонка, труса, что сбежал от нас, едва я родилась на свет.
ТРУСА и СВОЛОЧИ!!!
***
Эйзем. Не слышала раньше никогда о таком. Сколько в Риме – а нет, нет, и никто не знает, где искать это чудо-место.
Сегодня съезжу в порт. Спрошу, может, что там скажут.
***
– Монастырь клариссинок?
(невольно вздернула плечами)
– Не знаю.
– Фу, то дурное место. Нечего туда ехать. Там давно уже не пахнет богоугодничеством. Да тАакие слухи ходят…
Не думаю, что моя мать послала бы меня в ад, к бесам, демонам.
Просто, видимо, не всем дано понять, объять, принять чужие, непривычные простому миру, уклады.
– Так вы можете меня туда отвезти?
(нервно скривился)
– Если уж так хочешь, только назад я тебя дожидаться не буду. Там уже ищи извозчика.
***
– У Ферни дочь??? – удивленно вскрикнула монахиня, и даже невольно приподнялась, вскочила на своем месте (упираясь руками в стол).
– Он нас бросил, - холодно, жестоко отрезала я,
обрезая глупые домыслы, будто его родство для меня что-то значит.
– Неважно, - вдруг ответила та.
Взгляд, бессмысленным лучом, скатился с меня… куда-то в сторону.
– Д-да, конечно, - вдруг
(тяжело сглотнула; и тут же уставилась в глаза)
– И как зовут тебя? Дочь Белинни.
– Амэли.
(попытка мило улыбнуться)
– Что же, добро пожаловать на Эйзем, Амели.
Часть ТРЕТЬЯ
А время, а время - оно не лечит.
Оно не заштопывает раны –
оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений,
новых ощущений, жизненного опыта...
И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает,
и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль... и новую жизнь...
Время - плохой доктор...
Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые...
Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты...
И с каждым годом на душе все растет и растет
… количество плохо наложенных повязок.
(неизвестный автор,
гений)
Глава Двадцать Вторая
***
(Асканио)
Время шло.
Я отчаянно старался исполнять данное мной обещание.
Пытался забыть,
пережить,
выбросить из головы, как глупую, грубую, гадкую ошибку. Непростительную ошибку.
Но с кем не бывает?
Да?
Повело не туда.
Но мне не легче. Не легче ни от этого понимания, ни от этих попыток!
Змеей залезла в сердце – и наотрез отказывается выбираться вон.
…
Сны.
Мечты.
Простые вещи, словно яд терзающие гадкими (о, черт! сладкими, СЛАДКИМИ !!!) воспоминаниями.
Ничего не проходит. Всё остается внутри.
Прошло три года.
А словно только вчера… я ушел. Словно вчера.
Но отчего тогда … ДЫРА В ДУШЕ настолько огромная???
Черная дыра – от этой боли все эмоции чернеют, рушатся и тлеют.
Мне не просто дали глоток воздуха. Не просто дали унюхать счастье. НЕТ! НЕЕЕТ!
Они меня окунули в него целиком, с головой. Наполнили душу, тело, разум – а затем бах – и ВЫСОСАЛИ всё назад, оставив лишь воспоминания.
В каждой клеточке, в каждой ячеечке – ВЕЗДЕ ОНА.
…
Ненавижу ли я ее… за всё? За всё, что разрушила?