Ухожу... пока не поздно
Шрифт:
И снова грубый, дикий стук. И снова крик.
– Я знаю – ты там! ОТКРЫВАЙ! Нам надо поговорить! Бренская! Открывай!!!
(молчу, испуганно прижавшись к дивану)
– Открывай, иначе дверь выбью!!!
– уходи… - едва слышно прошептала себе под нос (будто услышит?)
– НЕ УЙДУ! С меня уже хватит молчания! Нам нужно поговорить!!!
(и на последнем слове – резкий, глухой удар, запищала дверь, застонали завесы, эхом шаркнуло по стенам подъезда)
Зажалась (в
– ЧТО? ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ? – гневный удар по моим рукам (не сразу поняла, что происходит) - выскочили, вырвались из моих ладоней таблетки, рассыпавшись, цокая по полу; испуганно сжала руки, пряча от боли. – ТЫ С УМА СОШЛА? ЧТО ТЫ СОБИРАЛАСЬ СДЕЛАТЬ?!! – дико, гневно кричал, рычал Аско, едва не захлебываясь своей слюной.
(схватил за плечи и нервно затряс, словно пытаясь выбить из меня дурь)
Испуганно обхватила я голову, затыкая себе уши.
– Прячась, прячась… в непонятно куда.
А слезы холодными реками тут же сорвались вниз, убегая по щекам от боли.
Дернулся, дернулся (присел и жадно сжал меня в своих объятиях – замер).
– Дура, дура ты…
(отрешенно шептал, нервно качаясь со мной из стороны в сторону;
слышу, слышу его голос, чувствую его – но не вижу. И ощущение такое, странное,– будто всё это – нереальное. придуманное. ненастоящее)
– Амэли, что ты творишь?
– НЕ АМЭЛИ Я! – нервно дернулась, попытка вырваться. – ОТПУСТИ! УХОДИ! УХОДИ!!!!!!!!!!
– Позволь, позволь, - и снова крепко сжал, лишая возможности шевелиться. – Позволь мне тебе помочь.
… есть же способ.
– Нет! Нет его!
– Нет, не ври. Я найду хороших врачей, я, я найду способ. Доверься. Прошу. Обещаю.
– НЕТ! – и снова гневно дернулась. – НИЧЕГО МНЕ ОТ ТЕБЯ НЕ НУЖНО!
НИ-ЧЕ-ГО!
УБИРАЙСЯ!!!
ПУСТИ МЕНЯ!!! – и снова пнула со всей силы.
Замер. Замер, не дыша. Секунды сомнений – и разжал объятия, отодвинулся.
Тихо, робко, едва слышно прошептал.
– Позволь мне исправить все?
(молчу, глотая ненависть (злость) – сжалась, сжалась, словно забиваясь в мысленный угол… своей темноты)
– Прошу…
– НЕТ! – гневно рявкнула… (в пустоту, на шорох). – Не нужно мне ничего от тебя.
Не хочу я быть зависимой!
– Зависимой? Ты ничего не будешь мне должна. Позволь, позволь я все оплачу,
– словно вновь нашел зацепку, загорелся, затараторил, -
И если…
Если… ты так хочешь,
Боишься…
как только,
… как только ты поправишься – я сразу уеду, обещаю.
(молчу)
– Я исчезну из твоей жизни, - (несмело продолжил), -
Никто никому не будет должный.
(и снова молчу)
– Т-только… пообещай. Пообещай, что больше никогда не будешь искать своей смерти?..
Прошу…
… Тебе шанс выпал, шанс жить,
чего не дали твоей матери.
– А ТЫ НЕ ТРОЖЬ ЕЕ!
– Успокойся. Никто и не трогает.
(тяжелый вздох, немая пауза)
– Прошу, позволь… все исправить – и я уйду, обещаю.
Глава Двадцатая
***
Эта авария,
в ту злосчастную ночь… Феррары,
ливень, скользкая дорога, непроглядная пелена перед глазами, и самоуверенный водитель…
изменили всю мою жизнь.
Но я приняла. ПРИНЯЛА ВСЕ ЭТО!!!
ПРИНЯЛА!!!
И даже нашла выход…
А теперь? А ТЕПЕРЬ ЧТО?
Анализы, подготовка, беседы.
Новый ад, которого, казалось у меня уже не будет – сама же отказалась.
Но… нет.
Нужно снова поднимать руки – и жить.
Зачем? Ради чего?
И снова обещания. И снова – клятвы.
Снова путами обязанностей окутывают, обматывают меня – лишая свободы.
Зачем? Зачем я пошла на это? Зачем согласилась?
В его объятиях – мир иной? В его объятиях – сказка?
Но гордость, гордость и страх держат меня в ежовых рукавицах.
Да и сам Аско – исправно исполняет данное мне слово.
Я слышу, слышу (не раз уже улавливала), что он где-то рядом, там, в коридоре, за дверями…
С врачами беседует, предлагает что-то, спорит, отстаивает свое.
Воюет, сражается за меня – но ни на шаг к предмету спора не подходит.
Ни слова, ни полслова.
Избегает, словно уже… его нет в моем мире.
***
Операция. Наркоз. Повязка.
Белое, легкое, воздушное полотно на глазах, приклеенное мертвым пластырем к коже.
Еще немного, еще немного предстоит мне подождать – прежде чем окончательно узнаю, что будет дальше.
И снова слышу его голос где-то там, вдалеке.
Снова спорит о чем-то с доктором.
Мой Асканио…
***
Страшнее всего было… открыть глаза – и увидеть, увидеть, что ЕГО больше… нет.
Белый свет, колкими лучиками, ужалил меня в зеницы.
Испуганно зажмурилась, снова прячась в покровительную, заботливую, материнскую темноту.
– Ну, же. Рита. Открывай глазки! – радостно запищала медсестра.
А я боюсь. Боюсь, мне страшно.
Не слышу его голоса.
Не слышу – может, просто… молчит?
Рядом, но молчит?