Uingukage. Сокрытый в Тени Крыла
Шрифт:
– Вы были правы, мастер Муи, – кивнул старец, – полное хладнокровие. И отличное понимание того, как должно выглядеть кровавое зрелище.
Следующие поединки проходили не так интересно. Но теперь каждый раз, когда победитель становился очевиден, зал начинал скандировать:
– Убей! Убей! Убей!
Но бойцы арены не очень-то хотели убивать друг друга. И это расстраивало публику. Им нужны были зрелища. Они ждали палача. Лишь один из бойцов арены, лучший боец, убил своего противника. И вот, очередь вновь дошла
Противником ему вышел крупный полноватый мужик, уже заведенный, уже злой. Он что-то выкрикнул Коноховцу, но его крик был заглушен воплями трибун, встречавших своего любимчика.
– Всего один бой, и он уже стал любимцем толпы, – старцу, кажется, все это даже нравилось.
– Он лишь дал им то, что они хотели. Не более. Это лишь жажда зрелищ.
Стоило противникам встать друг напротив друга, а судье дать отмашку на начало боя, как трибуны вновь начали скандировать:
– Убей! Убей! Убей!
Будто для них победитель был уже очевиден.
Заключенный двинулся прямо на Кьюджина, свирепея с каждой секундой. Тяжелый, крупный, он, будто разозленный кабан, бросился на Коноховца, широко разведя руки в стороны. Оказавшись рядом, он замахнулся правой рукой для удара, но Кьюджин легко пригнулся, проскользнув под ней. Однако сразу за ударом правой руки, его сверху накрыл удар левой. Коноховец пытался блокировать удар своей рукой, но не рассчитал силы. Обрушившаяся на него ладонь поставила парня на колени. И заключенный все же нанес удар правой рукой на возвратном движении. Удар, столь сильный, что Коноховца отбросило к сетке ринга.
– Это будет еще интереснее, – с довольством произнес старец.
Но Кьюджин сразу поднялся на ноги и даже особо удивленным не выглядел. Великан бросился в атаку, снова нанося удары своими крупными руками. На этот раз Кьюджин подпрыгнул, опираясь на сетку, и попытался перепрыгнуть за спину противнику, чтобы оказаться за его спиной. Но заключенный успел развернуться и нанести сильный удар, отбросивший Коноховца назад и впечатавший его спиной в пол. Кьюджин, перевернувшись через голову, вскочил на ноги, кажется, даже получая от поединка определенное удовольствие.
– Не думаю, что этой громадине хватит сил уложить Коноховца, – высказалась Рьюзецу, – но публику они определенно повеселят.
Несколько секунд Кьюджин отскакивал от ударов, не позволяя борову подходить слишком близко. Видимо, прикидывал, как завалить такого кабана. И, похоже, прикинул.
Пропустив над собой очередной удар и скользнув в сторону от удара сверху, Кьюджин перевернулся и встал на здоровую руку, резко ударив ногой в подбородок борова. Заключенный отшатнулся, отступив назад, но координации не потерял. И, когда Коноховец подскочил ближе, нанося удар коленом в грудь, успел рвануть вперед и ударить лбом в колено Коноховца. Череп борова, напитанный чакрой, оказался достаточно прочным, чтобы перенести такой
Заключенный вновь рванулся вперед, но на этот раз вместо удара схватил руку Коноховца за запястье и, нанеся второй рукой прямой удар в голову, отчего Кьюджин слегка растерялся, схватил за протез и поднял противника на вытянутых руках, растягивая его руки в стороны. Кьюджин попробовал рвануться, но заключенный вновь болезненно боднул его головой. Тогда Коноховец попытался нанести удар обеими ногами, толкнув противника в грудь, но тот лишь отошел на пару шагов, не теряя равновесия и не выпуская жертву.
Боров оскалился, но и Кьюджин оскалился тоже. Крепеж на протезе как-то резко ослаб, и Коноховец высвободил руку. А затем единым слитным быстрым движением подтянулся, обвил ногами правую руку борова, дернул ее, выгибая под неестественным углом, ломая кость где-то у самого плеча и отрывая плоть. Упершись ногами в плечо закричавшего от боли зека, Кьюджин рванул руку вверх, отрывая ее от плеча. Отпустил и резко перехватил у самого места перелома, где еще торчал из раны обломок кости. И затем резко присел, воткнув кость борова в его же глаз.
Тело заключенного сделало еще два шага, затем упало на колени. Лицо застыло в гримасе изумления, в которой терялась даже боль. Оставшийся целым глаз удивленно смотрел на руку, да так и остекленел. Тело покачнулось, когда палач спрыгнул на пол, а затем упал на пузо, подмяв под себя воткнутую в лицо руку. Зал, затихший в последний момент, взревел кровожадной радостью. Под этот счастливый рев Коноховец освободил из захвата свой протез и, критически осмотрев его, уходя с ринга, попытался снова закрепить на руке.
– Еще три боя, – задумчиво произнес старец, – да, ради этого стоило приехать.
– Нравятся подобные зрелища? – спросил Муи.
– В них есть определенная красота.
Рьюзецу вздрогнула, но попыталась сделать вид, что ничего не произошло. Она не любила таких зрелищ и была искренне не согласна с тем, что в них есть хоть какая-то красота.
Надзиратели убрали тело, но не стали стирать кровь. Бои продолжались, но они терялись, казались неинтересными, скучными. Зрители ждали главного зрелища – следующего боя палача.
– Следующие противники будут сильнее предыдущих? – спросил старец.
– Да, я специально так составил турнирную таблицу, – кивнул Муи, – а что?
– Раз этот Коноховец имеет такое значение в вашей работе, вам бы стоило быть уверенным в том, что он выживет.
– Он выживет, – уверил хозяин тюрьмы.
На ринг вышел бывший синоби Кумогакуре. Темнокожий жилистый парень, так же, как и Кьюджин, не одевший рубахи, обходясь только потертыми шортами. Коноховец так же вышел на ринг, встав напротив соперника. Судья объявил бой, и Кумовец сразу двинулся по кругу, будто танцуя на ходу.