Украденная дочь
Шрифт:
Монахиню, как выяснилось, звали сестра Хустина, и ей надо было закончить разносить еду. Я изобразила на лице безутешное горе, и тогда она сказала, чтобы я подождала несколько минут. Вероника, прислонившись к стене, наблюдала за моими действиями издалека. Я ждала, стоя в коридоре, и воспользовалась этим ожиданием для того, чтобы написать на клочке бумаги свое имя, фамилию и дату рождения. Сестра Хустина улыбалась мне каждый раз, когда входила в очередную палату и выходила из нее. Когда на тележке уже не осталось подносов с едой, она радостно сказала, чтобы я шла за ней. Вероника, держа в руках пакеты с покупками, последовала на некотором отдалении за нами.
Мы
— Ну ладно, я вас оставляю, у меня много работы, — сказала сестра Хустина.
— Извините, что беспокою вас. Меня прислала директор школы «Санта-Марта» сестра Эсперанса. Она поручила мне передать вам привет и обратиться к вам с просьбой.
— Ой, а как она поживает? Давненько уже она здесь не бывала.
Я от удивления замолкла на несколько секунд: она была знакома с сестрой Эсперансой! Впрочем, это было не очень-то удивительно — они ведь принадлежали к одной конгрегации. Теперь все становилось намного проще — если, конечно, эта женщина не вздумает сейчас же позвонить сестре Эсперансе.
— Она в отъезде и поручила мне проверить кое-какие данные в журнале регистрации. Мне кажется, это для нее очень важно.
Увидев по выражению лица и позе этой женщины, что она настроена позитивно, я достала подготовленный клочок бумаги. Я едва не упала в обморок от волнения, когда она встала и пошла искать соответствующий журнал. У нее были густые русые — не выкрашенные, а натуральные — волосы, сильно выпученные голубые глаза, толстые икры и разделенные большими щелями передние зубы. Одета она была в туфли на низких каблуках, чулки из лайкры, желтый шерстяной свитер — связанный, наверное, ею самой. Из-под свитера выглядывала белая кофта с вышитым воротником (его она тоже, наверное, вышила сама). Я не могла оторвать от нее глаз, и она буквально врезалась мне в память. Где-то за дверью стояла Вероника, ожидая сигнала с моей стороны.
Женщина открыла журнал регистрации новорожденных и принялась водить по страницам пальцем. Дойдя до указанной даты, она нахмурилась и с удивленным видом посмотрела на меня. На моем лице в этот момент, наверное, появилось выражение тревоги: я уже больше не могла изображать спокойствие.
— Что там такое? — спросила я.
Она закрыла книгу.
— Здесь какая-то ошибка. Я не могу найти эти данные.
Я потянулась — лишь слегка — к журналу регистрации новорожденных.
— А может, я попробую их найти? Я не могу уйти ни с чем.
— Я поговорю с сестрой Эсперансой, не переживай.
— Вероника! — крикнула я.
Вероника тут же ворвалась в комнату и подбежала ко мне, громко топая каблуками сапожек из кожи питона и шурша пакетами с покупками.
— Вот журнал регистрации, — сказала я, указывая на толстенную книгу в картонной обложке под мрамор, которую держала в руках ответственная за журналы регистрации.
Появление Вероники в норковой шубе стало для этой женщины полной неожиданностью, и нам удалось обратить это себе на пользу: Вероника бросила пакеты с покупками на пол, подскочила к ней и выхватила журнал.
— Ищи, — велела она, передавая мне журнал и вставая между мной и этой женщиной.
Та подняла было телефонную трубку, но Вероника не дала ей позвонить.
— Даже не вздумай закричать, не то я расквашу тебе
У меня дрожали пальцы, а перед глазами все плыло, и я никак не могла найти дату своего рождения, свою фамилию и имя. Ответственная за журналы регистрации попыталась было выйти из комнаты, но Вероника оттолкнула ее.
— Мы вызовем полицию, — сказала женщина, обуреваемая одновременно и негодованием, и страхом.
— Вызывайте. Полицейским, возможно, будет интересно взглянуть на этот журнал. Кстати, не надо в нем ничего искать — мы забираем журнал с собой.
Произнеся эти слова, Вероника сделала то, что я уже тысячу раз видела в кинофильмах: она вырвала с корнем телефонный провод, чтобы у ответственной за журналы регистрации ушло больше времени на то, чтобы поднять тревогу.
Я положила журнал в один из пакетов, и мы бросились бежать. Было понятно, что, когда мы добежим до входной двери, нас там уже будут ждать, однако у нас не было ни времени на раздумья, ни другого выбора. Нам навстречу попалась сестра Хустина, и я спросила:
— А где тут ближайший выход? Я уже опаздываю на работу!
— Вон там выход для экстренных случаев, — показала она.
Выскочив на улицу, мы продолжали бежать, а потом, чтобы не рисковать, поехали на такси. В машине мы проверили, не забыли ли какой-нибудь из своих пакетов, — все были на месте. Мы назвали таксисту адрес Вероники, а сами открыли журнал регистрации новорожденных. Я еще никогда ни в одном списке с таким волнением не искала свою фамилию и имя. Мы на всякий случай просмотрели нужный раздел несколько раз, понимая, что очень нервничаем и можем ошибиться. Судя по записи в журнале, девочка, родившаяся в тот день и в тот час, когда родилась я, и с таким же именем, во время родов умерла. Вероника обхватила меня рукой за плечи.
— Ну и что, что здесь написано, что ты умерла? Ты сидишь сейчас живая и здоровая, и это — самое главное.
Я, можно сказать, собственноручно прикоснулась к правде.
— Уж обман так обман! — хмыкнула Вероника.
— Это само по себе уже и есть доказательство, да? — спросила я.
— Ты переоденешься, мы перекусим, чтобы успокоиться, а после подумаем, на кого и на что нам охотиться дальше.
Вероника, похоже, твердо вознамерилась разрушить мой маленький мир. Меня раздражали ее кудрявые волосы, которые то и дело касались моего лица, запах кожи, исходящий от ее сапог, ее перстень с изображением кобры, ее норковая шуба, доставшаяся ей от матери, и ее голос, от звучания которого, если бы она крикнула, остановился бы как вкопанный даже лев. Она хотела добраться до самых укромных уголков моей жизни, и у меня уже начинала появляться неприязнь к ней и к ее дому, в котором было полно пластмассовых цветов. Я покосилась на нее и подумала, что уже ее не выношу.
— Когда мы закончим все это? — спросила я.
Вероника ничего не ответила. Она, видимо, размышляла над тем, какой бы еще удар нанести по моей прежней жизни.
50
Вероника движется против ветра
Я не смогла открыть дверь, и это означало, что кто-то вставил ключ с обратной стороны и закрыл замок на два оборота. Мне не оставалось ничего другого, кроме как надавить на звонок.
Я заметила, что в дверной глазок кто-то посмотрел. Затем раздались звуки открываемых замков — сначала основного, а затем второго, дополнительного, который родители использовали только тогда, когда оставляли меня и Анхеля в детстве дома одних.