Украденная невеста

Джеймс М. Р.

Сюрприз?

— Что… — Слово срывается с моих губ прежде, чем я могу его остановить, и я в замешательстве смотрю на Виктора. Я не знаю, бояться мне или нет, и ни на одном из их лиц нет ни намека на то, что это могло бы быть. Лицо Левина холодное и нечитаемое, а рот Виктора скривлен в жестокой ухмылке, которая мне ни о чем не говорит.

Мое сердце пропускает удар в груди, и я чувствую, как сжимается мое горло, мое дыхание становится резким и учащенным, как будто я на грани приступа паники. В моей голове проносится дюжина ужасных сценариев, и я настолько сосредоточена на возможности того, что любой из

них окажется правдой, что мне требуется секунда, чтобы осознать, что происходит на самом деле.

В нескольких ярдах от нас дверь большого сарая открылась, и солдаты Виктора вытаскивают двух мужчин. Они так сильно избиты и замучены, что я сначала их даже не узнала. Глаза того, что побольше, заплыли, нос сломан, губы припухли, а у того, что поменьше, один глаз полностью закрыт, другой налит кровью, и челюсть явно сломана. Они издают тихие скулящие звуки, когда их тащат туда, где стоим все мы. Когда они подходят ближе, по их внешнему виду и зловонию становится ясно, что они ходили под себя много раз.

Моя первая реакция — жалость, мои внутренности скручивает от ужаса, что мой муж приказал сделать это с другими людьми, живыми человеческими существами. А затем солдаты бросают их на землю, почти у моих ног. Мужчина поменьше поднимает голову ровно настолько, чтобы сплюнуть, несмотря на сломанную челюсть, искаженное слово, которое звучит очень похоже на "сука", срываясь с его разорванных губ.

Тогда я узнаю их обоих. Я знаю, кто они. И каждая капля жалости улетучивается, сменяясь волной горячего гнева и горькой обиды, которая угрожает захлестнуть меня и вызывает почти головокружение. Я покачиваюсь на ногах, и внезапно Виктор оказывается у моего локтя, поддерживая меня.

— Тебе нравится твой подарок, принцесса? — Спрашивает он, ухмылка на его лице превращается в улыбку.

— Мой подарок? — Я задыхаюсь, глядя на двух мужчин, стоящих передо мной на коленях, как будто я какая-то принцесса или королева.

Может быть, я и есть. Принцесса своего отца, королева Виктора. Это то, кем я всегда должна была быть, кем меня воспитывали. Принцесса мафии, а теперь жена лидера Братвы. Мне хотелось верить, что мои родители были бы в ужасе, узнав, что меня отдали русским, и, возможно, моя мать была бы в большем ужасе, но мой отец променял бы меня на достижение своих целей даже быстрее, чем Лука, и я знаю, что это правда.

У солдат за их спинами наставлено оружие, так что у них нет шансов сбежать, даже если бы они могли, и им нет смысла даже пытаться. Далеко они не уйдут. Не в том состоянии, в котором они находятся.

— Я не могу поверить, что ты не убил их, — шепчу я. Виктору, должно быть, потребовалось большое самообладание, чтобы не закончить это, если на самом деле он не имел никакого отношения к моему похищению.

А может быть, и нет. Может быть, он не заботился о том, чтобы сделать больше для меня. Возможно, мысли о том, что они причинили боль его жене, было недостаточно, чтобы вызвать гнев, способный вызвать ярость убийцы.

Или, может быть…

— Я сохранил их живыми в подарок тебе, — говорит Виктор, прерывая мои мысли. Я слышу удовольствие в его голосе, почти предвкушение, как у хищника, предвкушающего свою следующую трапезу.

— Для меня? — Я задыхаюсь, все еще не совсем понимая. — Зачем они мне нужны живыми?

— Я не думаю,

что они тебе нужны живыми, — говорит он, и ухмылка возвращается. — Я думаю, ты хочешь, чтобы они, блядь, сдохли. И именно поэтому они сейчас стоят перед тобой на коленях.

— О, — шепчу я, поворачивая голову, чтобы снова посмотреть на двух мужчин, когда части пазла начинают вставать на свои места. Теперь я начинаю понимать. — Ты хотел, чтобы я увидела, как они умирают.

— Нет. — Виктор качает головой. — Я хочу, чтобы у тебя была возможность убить одного из них.

Я смотрю на него, на моем лице написано потрясение.

— Что? — Мне удается выдавить из себя, глядя на пистолет, все еще зажатый в его руке, а затем снова на него. — Я никогда…

— О, я знаю, — спокойно говорит Виктор. Он смотрит на двух мужчин с отвращением. — Видишь ли, несмотря на все наши усилия, мы не смогли получить четкую картину того, кто на самом деле несет ответственность за причиненный тебе ущерб. Они оба ответственны, конечно, но между этими двумя был спор о том, как они действительно хотели поразвлечься с тобой в том домике.

От одного этого меня пробирает дрожь, которую, я знаю, Виктор не может не видеть, моя грудь и горло сжимаются при воспоминании. Это все еще кажется слишком свежим, слишком явным, и я снова чувствую этот горячий прилив гнева. Эти двое мужчин отняли у меня так много, причинили мне такую сильную боль, и я знаю, что должна чувствовать, что того, что Виктор уже сделал с ними, достаточно. Но я этого не чувствую. Если быть честной с самой собой, я не чувствую, что это даже близко.

— Кого бы ты не нарекла самым ответственным за причиненный тебе ущерб, — продолжает Виктор холодным и жестким голосом, — это мой подарок тебе, чтобы ты отомстила.

— А другой? — Я задыхаюсь, мое сердце колотится в груди.

— Он для меня, чтобы убить, чтобы я мог забрать свое.

Меня захлестывает волна чистого адреналина, и любая мысль о том, что все это могло быть каким-то тщательно продуманным сюжетом, разработанным им, ускользает из моего разума, пусть и только временно. Я знаю, что я должна колебаться, сопротивляться, сказать ему, что я этого не хочу. Что я должна съеживаться от мысли отнять жизнь у другого человека.

Но это не люди. Они не мужчины.

Они животные, и все, о чем я могу думать, это о каждом мужчине, который причинил мне боль, который использовал меня, который сделал меня пешкой. Все эмоции и боль возвращаются, наполняя меня, истекая кровью по моим венам, когда я смотрю вниз на Андрея и Степана.

Я не могу изменить то, как мой отец контролировал всю мою жизнь, превращая меня в не более чем инструмент для своих собственных нужд, всегда разменную монету и никогда просто в свою дочь. Я не могу отменить те моменты, когда кулак Франко касался моего лица или других частей моего тела, ощущение его пальцев, впивающихся в мою плоть, или жестокие слова, которые он выплевывал в мой адрес. Я не могу отменить то, что он сделал со мной, Анной и, возможно, другими женщинами тоже. Я даже не могу изменить тот факт, что Лука, тоже единственный человек, которому я доверяла и все еще доверяю, по большей части, пошел против своей лучшей стороны и продал меня холодному и жестокому человеку, который зарабатывает на жизнь торговлей другими людьми.