Украденная невинность
Шрифт:
— Мне следовало быть более осторожной, — повинилась она, когда капитан огибал угол, за которым ожидал экипаж.
— Нет, это мне следовало быть осторожнее, и впредь так и будет. Не знаю, почему мне не пришла в голову подобная возможность…
Джессика мысленно покачала головой. Никакой вины графа тут не было. Во всем виноват Дэнни. Если ему удалось спастись бегством (а она почти не сомневалась в этом, зная брата), то происшествие могло повториться.
Эта мысль заставила ее содрогнуться. Должно быть, Мэттью почувствовал ее волнение, потому что прижал девушку к себе еще крепче. Никто никогда не обнимал ее, даже папа Реджи.
Но никто никогда не держал ее в объятиях.
Отнюдь не бессознательно Джессика прижалась теснее, жадно вдыхая запах волос Мэттью, его, кожи и пота, ощущая, как движутся мышцы груди, рук и плеч. Она чувствовала себя неописуемо уютно и в полной безопасности, защищенной от всех и от всего. Девушка вдруг начала ощущать каждую частичку себя, прикасающуюся к мужскому телу, и от этого внизу живота словно затрепетали крылышки бесчисленных бабочек. Что-то отдаленно похожее произошло и в тот день, когда Мэттью поцеловал се. Тот же легкий сладостный жар, смешанный с испугом. Теперь же испуга не было и в помине, хотелось лишь оставаться в этих руках бесконечно долго.
Между тем они уже достигли экипажа. Повыше застегнув полог, Мэттью откинулся на кожаном сиденье и вперил в Джессику отчужденный взгляд. Рядом снова сидел джентльмен с безукоризненными манерами.
— Мисс Фокс, вы не скажете ни слова о случившемся моему отцу. У него не настолько крепкое здоровье.
— Конечно, я буду молчать.
Но девушка знала, что молчание вряд ли поставит точку на неприятном происшествии. Без сомнения, это понимал и Мэттью. Она была Джессикой Фокс, но вовсе не дочерью Саймона Фокса, отдаленного кузена и старого друга маркиза Белмора, недавно почившего в бозе и оставившего свое дорогое дитя на его попечение (именно такую историю состряпал папа Реджи, когда помещал се в пансион).
Правду знал Дэнни, знали и другие. Достаточно одной маленькой оплошности, одного инцидента вроде сегодняшнего, чтобы имя Белморов опорочили. Четыре столетия гордости и чести могли пойти прахом по милости Джессики.
Сознание этого заставило ее сердце болезненно сжаться. Боже милостивый, до сегодняшнего дня она и понятия не имела, на что готова пойти, чтобы этого не случилось!
Глава 6
Экипаж остановился перед ступенями лестницы, ведущей к парадным дверям Белмор-Холла, и Каролина Уинстон вышла из него в сопровождении Эммы, молоденькой горничной. Прошла неделя с тех пор, как принесли письмо от Мэттью Ситона с извинениями за то, что он вынужден отменить обещанный визит. Никаких вестей больше не поступало.
Между тем в округе распространилась новость, возбудившая се любопытство и тревогу. Воспитанница маркиза, молодая особа несколькими годами старше Каролины, вернулась из пансиона и теперь постоянно проживала в Белмор-Холле. Арендаторы Белмора только и говорили о том, как она добра к ним. Слухи множились, обрастали подробностями, на них наслаивались сплетни, которыми, конечно же, обменивалась прислуга двух соседних поместий.
Так, леди Каролина узнала, что протеже маркиза очень хороша собой: роскошные золотистые волосы, сияющие васильковые глаза и прочее, и прочее. Откуда она взялась, никто точно не знал. Поговаривали,
Помимо снедавшего Каролину любопытства, ее привели в Белмор-Холл правила хорошего тона, требовавшие визита вежливости.
Однако истинной, наиболее могучей движущей силой было беспокойство. В письмах Мэттью клятвенно заверял, что повидает ее сразу после приезда на побывку. Но не сдержал слова, и светский визит давал возможность узнать причину.
Каролина не ожидала встретить Мэттью сразу за порогом, в вестибюле, и это удивило и обрадовало ее. Тепло улыбнувшись, он взял обе ее руки в свои и прижал к груди, при этом легонько коснувшись обеих щек поцелуем.
— Каролина, любовь моя, какое счастье вновь тебя видеть!
Граф не рассыпался в извинениях за несостоявшийся визит (вернее сказать, вообще не упомянул о нарушенном обещании), но взгляд его был полон искреннего тепла, когда скользил по ней с головы до ног. Каролину охватило чувство глубокого облегчения: очевидно, за время разлуки чувство Мэттью не охладело.
— Я рад, что ты нашла время посетить нас, — сказал Ситон с обезоруживающей улыбкой. — Я рассчитывал приехать в Уинстон-Хаус до конца этой недели, но даже лучше, что ты меня опередила… да-да, много лучше. Я сгорал от нетерпения повидаться!
Каролине не пришло в голову, что его нетерпение выразилось довольно странно. Все, что она почувствовала, услышав эти слова, был трепет счастья. Как Мэттью возмужал за два года, каким стал красивым! Эти серовато-синие, словно слегка затуманенные глаза… эти светлые волосы, отливающие рыжиной! И при всем том он — наследник маркиза, будущий хозяин Белмора!
— Я тоже очень скучала, Мэттью! — Каролина ненадолго прильнула к нему — теплое, но очень недолгое объятие, в которое прилично заключить мужчину, бывшего в отлучке два года и к тому же почти жениха. — Теперь я чувствую себя совершенно счастливой.
Он собрался что-то сказать, но в это время в вестибюль спустился маркиз.
— Леди Уинстон, как мило с вашей стороны нанести нам визит! Джессика буквально жаждет быть вам представленной.
«Вовсе нет, если я хоть немного разбираюсь в подтекстах», — подумала Каролина. Впрочем, ходили разговоры, что в последнее время маркиз неважно себя чувствует. Возможно, из-за расшалившейся печени или подагры. Каролина поспешила любезно улыбнуться, но настороженность в ней уже проснулась.
— Мне также не терпится с ней познакомиться.
Маркиз сделал приглашающий жест и направился к дверям направо — в просторную гостиную, предназначенную для приема визитеров. Леди Каролина под руку с Мэттью последовала за ним. Когда они ступили через порог, с изящного диванчика, обитого парчой, поднялась молодая женщина. Она и впрямь была золотисто-белокурой. Ревнивый взор Каролины тотчас оценил ее туалет — элегантное платье из бледно-голубого муслина, сшитое по последней моде. Протеже маркиза была того же роста, что и она, но при всей своей стройности выглядела… выглядела более округлой и тем самым более женственной. Кожа ее была не малокровно-белой, что чаще всего встречалось у женщин высшего общества, а кремово-белой, как лепесток светлой розы. Солнечные лучи, подсвечивая ее волосы, придавали прическе вид золотого нимба. Но более всего поразили Каролину черты ее лица. Они были настолько прекрасны, что одна мысль о подобной сопернице леденила кровь.