Украденное имя
Шрифт:
Исилдур должен был сделать это сам.
***
Это был пристальный, тяжёлый, - но непобедимый и возвращающий к жизни взгляд.
Того, за чьей спиной были неизмеримые бездны времён, преодолённых просторов и горя.
Того, кто узнал, как дорого стоит надежда, - даже не победа, а одна лишь надежда на неё. Кто имел право сказать: если я смог, значит - это возможно. Значит - сможете и вы.
Этот взгляд дарил силу встать.
К тем, кому посчастливилось поднять голову и встретиться с Йаллером глазами, словно возвращались силы, потраченные на долгую дорогу, на длящееся - и ещё не закончившееся - ожидание грядущих битв.
Йаллер стоял на вершине холма, а мимо, по незаметным стёжкам и по большим дорогам, из соседних городов и издалека - из далей, измеряемых многими днями пути, - шли и шли люди и элиа. Разделённые языками и обычаями, разностью прошлого и настоящего, различиями в отношении к смерти и к жизни, - но единые в желании окончить череду бесплодных побед и мучительных подстёгивающих поражений, единые в стремлении повернуть незримое колесо жизни, чтобы взлететь в новую жизнь, над которой уже не властно прошлое. Казалось, в самом воздухе, в остром и прозрачном холодном ветре начинающейся осени реяли видения будущего, - ощутимые и так до боли желанные, что невозможно их прогнать, сказать: нет, не время, ещё не перешли трудной дороги, не добрались туда, рано... Вопреки разуму, - мысль устремлялась вперёд: вот те же лица, но уже обратная дорога, кому-то - одинокая, кому-то кровавая, но она есть, она настала, пусть и не для всех. Да, - за спиной будет больше дорог и потерь, но наконец раздёрнется завеса, и придёт тишина, и вернутся привычные заботы - дом, пища, дети, - но будут уже в радость и без страха, что придёт враг, растопчет твоё и отнимет.
Йаллер слышал их чувства, что сплетались в одно. В этом море было и холодное спокойствие почти бессмертных, и рвущееся беспокойное пламя недолго живущих, и общий страх - увечий, смерти, - и уверенная поступь грядущей победы. В победу верили все, даже те, кто чувствовал, что не дойдёт, - готовы были не дожить, лишь бы она пришла, обняла живых распахнутыми крыльями свободы и дала покой. Позже, когда настанет час пойти в бой и делать грязную кровавую работу, платить жуткую цену, - придёт отчаяние и яростное нежелание соглашаться на то, что всё кончено, но сейчас... сейчас всё было иначе. Будущее кружило головы, звало и уже - существовало. Дни и ночи своей неостановимой поступью приближали его, и нужно было только спокойно идти вместе с ними.
Йаллер ушёл с холма: надвигалась ночь. Скоро вооружённые потоки остановятся, и на их пути к грядущей победе настанут прохладная тьма, тёплое живое пламя костров и искры, летящие в чёрное небо. Придут негромкие разговоры - о неважном, как будто ничего особенного не происходит, потому что за долгие дни всё уже проговорено, пережито в начале пути, а сейчас - очередная ночь, очередной день, и до того грозного времени, когда из рядов тех, кто идёт сейчас вместе, смерть вырвет свой урожай, ещё далеко.
В ночи Йаллер тихо подбирался к кострам, садился к людям и слушал, вплетал в разговоры свою нить - легко, ненавязчиво, как будто всегда был знаком с сидящими в ночи. За элиа его не принимали, - не похож, - думали, что человек... не простой, а из тех, кто умеет больше других, такие были. От этого становилось тепло на душе: да, одарённые Силой и живущие долго, да, они здесь, где-то далеко, но кто-то сидит неподалёку, пошёл в этот поход и должен, обязан уцелеть. С людьми было хорошо и спокойно, он невольно вспоминал, как в последний раз сидел вот так, накануне битвы, с ха-азланна, но тогда белой невыносимой болью резала мысль о неизбежном поражении. Тогда к воинам по обычаю в последний раз приходили
***
Когда он увидел, что брат вышел из ворот своей крепости и заманивает своих врагов по спиральной дороге - вверх, к жерлу вулкана, он понял, что скоро тот задействует всё, чтобы зажечь в дремлющих до сих пор кольцах элиа тот внутренний огонь, на который рассчитывал.
Он не знал - до сих пор!
– что кольца подменены, он просто чувствовал, что они есть, но всё сливалось в мутном незримом вареве Силовых вихрей, он определил, у кого кольца, и теперь - оставалось только дойти до своего Источника, и воззвать к ним, и подчинить.
Йаллер ждал до последнего, пока не начнётся бой, пока брат не займётся людьми и элиа... и не начнёт вытягивать силы - из своих. Из тех, кто замрёт тут же, в башне и потеряет счёт времени. Да, изначально задумано было иначе: чтобы за ними стояли народы... но - не вышло.
Йаллер рванулся в воздух, - знал, что некому уже следить.
Силовую линию-границу почувствовал в полёте, - как будто пронзило белое пламя, только - незримо, от этого зашлось дыхание, но лишь на мгновение, а дальше - настала серо-сиреневая дымка, заволакивающая всё, лежащая на камнях, на пожухлой траве, на окрестных скалах... и в этой дымке беззвучно и непрерывно рвались молнии. А потом - он пересёк горную цепь, пролетел над равниной и, скрываясь в низких облаках, добрался до крепости.
Он знал, что никто не остановит. Он знал, что обитатели крепости заняты - другим.
Он опустился во внутреннем дворе и прислушался. Где-то снаружи были живые. Снаружи.
А потом - чётко и страшно - почувствовались хозяева. С отчётливым призвуком смерти, стоящей за плечом каждого из них. Они все уже прошли через неё, но - иначе, чем он. Йаллера передёрнуло от осознания того, чем они стали.
Йаллер подумал, может ли он убить их. Нет, не убить, - они и так мертвы, - честнее: открыть Вход и отправить их туда, куда уходят души умерших.
По дороге к ним подумал, что может - попробовать. Что имеет право попробовать.
Если кто-то из них - он не решался сказать: после победы, - попросит упокоения и ухода.
Путь по крепости был извилистым и сложным, Йаллер с присвистом втянул воздух: долго, как же долго, там, далеко - идёт бой... он должен успеть, надо подойти ближе... иначе - ненадёжно. Это Аксерат. Тут - так.
А потом он рванул дверь на себя - и увидел их всех.
Они уже были призраками-мертвецами, и стояли в круге, и соединяли руки, а Йаллер чувствовал, как пульсирует жилка на виске, как сердце бьётся в горле, хотелось крикнуть, но казалось: ты не можешь кричать в этом неживом воздухе, здесь - только безмолвный разговор мёртвых. Что ты здесь делаешь, ты - живой!..
Он шагнул к ним, преодолевая подступившее отвращение, резко схватил мертвеца за плечо, - да, он всё же материален, это не Ирату, сквозь которого проходили руки... Отцепить их друг от друга было страшно трудно, он кричал, звал Рауна, не знал, как звать остальных, просто пытался пробиться к чужому сознанию сквозь отупляющую, высасывавшую силы чужую волю, сквозь мутные туманы чужой планеты... серо-сиреневая дымка зловеще заклубилась у окна, рвалась в зал, но окно было глухим, и не было ей хода.