Украденное счастье. Цветок на камне
Шрифт:
— Не знаю, — прошептала Асмик.
— Что это за люди? — спросила Гаянэ.
— Война сделала их воинами. Я с ними.
— Ты? Кто же ты теперь? — прошептала потрясенная женщина.
— Сейчас я уже не могу ответить, кто я, — сказала Асмик и повернулась к Асету: — Что нам делать? Я хочу вернуться в Луйс. Мы… должны проститься?
Казалось, она впервые по-настоящему поняла, как много им пришлось пережить вместе, почувствовала, что эти немногословные, суровые, порой казавшиеся жестокими люди стали для нее второй семьей. Они приняли ее к себе, любили и защищали как могли,
— Мы проводим тебя, сестра.
По дороге Асмик украдкой старалась поймать взгляд Сусанны, и ей начинало казаться, что с каждой минутой девочка все меньше дичится ее. Женщина не замечала, что улыбается прозрачной, легкой улыбкой, какой улыбаются во сне, но Тигран видел это и надеялся, что отныне мать не будет уходить в свои думы, она станет переживать и радоваться вместе с ними, что он наконец обретет настоящую семью.
На подходе к селению они встретили Вардана. Увидев Гаянэ, он побежал навстречу. Он несся, как ветер, одновременно смеясь и плача, и едва не задушил жену и дочь в судорожных объятиях. Женщина удивилась тому, что именно она, а не ее соперница первой удостоилась его внимания. Впрочем, он думал, что Асмик мертва…
Нет, похоже, он знал правду. С трудом выпустив из объятий жену и дочь, мужчина повернулся к Асмик и Тиграну.
— Тигран, я рад, что ты остался цел и невредим! — выдохнул он и посмотрел на женщину, которая стояла поодаль. — Асмик…
— Да, это я.
Она. Всю жизнь его мечты, его желания, его мысли устремлялись к ней, как взор скупца к золотому слитку, как взор моряка к исчезающему на горизонте парусу!
Вардан подошел к Асмик и встал перед ней, лицо к лицу, глаза в глаза. Он глядел на нее с неверием и радостью, и вместе с тем в его взоре был оттенок отстраненности, будто прежняя жизнь навсегда ушла и они встретились в новой — незнакомые, странно чужие друг другу.
Асмик была необычно одета, и выражение ее лица стало другим, решительным и твердым. Беспомощность и миловидность ушли. Остались красота и сила. Асмик-воительница — он никак не мог ожидать такого превращения.
Она никогда по-настоящему ему не принадлежала. Как и ее любовь.
Вардан знал об этом и раньше, но только теперь почувствовал силы переступить через себя, если не ради ее счастья, то ради спокойствия Гаянэ. Ради Камрана, который не отступился от нее даже в жестоком горе, сумел вытянуть из бездны, спасти. Который совершил ради нее то немыслимое, что едва ли смог бы сделать кто-то другой.
Вардан понимал, что скоро она навсегда уйдет из его жизни. Он вспомнил, как однажды гулял с ней по горному лугу, вспомнил счастливый покой, юношеские мечты, колыхавшийся над буйными травами воздух, щебетание птиц, жужжание насекомых и юную девушку, прекрасную, невинную и… наивно-жестокую по отношению к нему, к его чувствам.
— У меня кое-что для тебя есть, — сказал он и протянул Асмик руку.
Осиротевшее селение дремало под полуденным солнцем. Не было привычных звуков, звуков жизни, кроме неумолчного треска цикад, не было нагруженных травой осликов, спешащих по своим делам людей. И все же Асмик обрадовалась до слез, увидев Луйс, — это маленькое чудо
Каринэ и дети выбежали из дома и бросились к Гаянэ и Вардану. Сопровождавшие Асмик мужчины вошли в ворота.
— Идем, — сказал Вардан женщине.
Она осторожно переступила порог дома. На кровати спал человек. Даже во сне его лицо было напряженным и скорбным. Страдание изменило знакомые черты, но это лицо не было лицом умирающего.
Асмик бросилась вперед и упала на колени. Мужчина открыл глаза, и они ярко заблестели в свете очага. Камран протянул руку, Асмик вложила пальцы в его ладонь, и он с неожиданной силой сжал их.
— Жасмин!
— Больше никогда… — прошептала она.
— Что никогда?
— Мы никогда не расстанемся.
Он усмехнулся.
— Война…
— Я сделаю так, что войны не будет. Будет только… любовь.
Подошел Тигран и смущенно, несмело посмотрел на своего отца.
— Я виновата перед вами обоими, — прошептала Асмик, — виновата в том, что не рассказывала одному про другого. Однако теперь у вас будет время узнать друг друга.
— Ты больше не хочешь воевать? — с надеждой спросил Тигран.
— Не хочу. Да и не смогу. — Женщина повернулась в Камрану: — У меня будет ребенок. Ты же мечтал об этом, не правда ли? Я хочу радоваться, хочу любить. Ведь я так долго была этого лишена!
Асмик говорила правду. Ею овладело глубокое, восторженное изумление перед жизнью, перед свалившимся на нее счастьем. Все свое время женщина посвящала возлюбленному и детям. С ее губ не сходила лучезарная улыбка, а глаза блестели от слез. Она обнимала сына и дочь, целовала лицо и руки Камрана.
Прошло несколько дней, и Сусанна стала признавать мать. Тонкий ледок между Камраном и Тиграном был сломан, мальчик присаживался на кровать отца, и они охотно разговаривали.
Однажды Тигран попросил отца рассказать о городе, в котором тот родился, и Камран сказал:
— Он похож на сбывшийся сон, на ожившую мечту, на песню, застывшую в камне. Сотни поколений, что придут после нас, обратятся в прах, а этот город будет жить вечно.
В голосе Камрана слышалась грусть. Он понимал: как бы ни сложилась его жизнь, он никогда не увидит родины.
Вардан наблюдал за Асмик и Камраном со стороны, как наблюдал бы за любой чужой жизнью и чужим счастьем — с легкой завистью и… подчеркнутым равнодушием. Благо ему было чем заняться: следовало привести в порядок разрушенное хозяйство, заняться посевами.
Воины, среди которых Асмик и Камран провели последние годы, решили задержаться в Луйсе. В селении в любой миг могли появиться арабы — кучке людей грозила опасность. Мужчины поселились в пустовавших домах и принялись помогать Вардану: почти все они были крестьянами, насильно оторванными от земли, истосковавшимися по привычной мирной работе.
Вскоре произошло нечто неожиданное и радостное: в Луйс стали возвращаться его жители. Воины халифа понесли большие потери в сражении с хуррамитами; уцелевшие пленники были освобождены и получили возможность вернуться домой. В живых остались не все, и отец Саркис решил отслужить панихиду по убиенным.