Украденные чары
Шрифт:
Натали тоже поставила локти на стол и закрыла лицо руками.
— Значит, получается, что во Францию ты привез две совершенно одинаковые подделки.
— Да. И еще ожерелье из ониксов, — подтвердил Джонатан. — Сначала я не мог твердо сказать, что же именно мне потребуется и что я оставлю в сейфе перед балом. В конце концов я выбрал оникс.
— Выходит, я украла стеклянное колье из твоего чемодана. Представляю, как глупо это выглядело со стороны.
— Не смущайся, — успокоил ее Джонатан, глядя, как краска заливает
— Теперь понятно, почему ты не рассердился на меня.
— Я бы не рассердился, если бы ты украла даже настоящие изумруды, Натали, — проговорил Джонатан и посмотрел на Натали восхищенным взглядом — Мне в тебе нравится абсолютно все.
Девушка на минуту задумалась, а затем покачала головой:
— Отвратительно. Мадлен все знала, но тем не менее позволила мне надеть эту подделку на тот вечер в Париже.
Джонатан улыбнулся и нежно взял Натали за запястье, но она попыталась вырваться. Тогда он накрыл ее маленькую мягкую руку своей и сказал.
— Мадлен — прелесть, Натали.
Она застонала и свободной рукой провела по своему лбу.
— Да, она удивительная. Вы двое — отличная команда.
Джонатан не мог понять, шутит Натали или говорит всерьез. Он погладил ее по руке и тихим ласковым голосом проговорил:
— Мадлен работает сама по себе. Так всегда было, и так будет в дальнейшем. Она сразу почувствовала, как я отношусь к тебе, и поняла, что я хочу работать вместе с тобой и быть с тобой. Что я люблю тебя.
Ее теплые пальцы сжались в кулак, и Джонатан нежно пожал ее руку.
— Мы с тобой одно целое, Натали. И ты знаешь это, иначе не пришла бы ко мне сюда и не сидела бы здесь в своей красной накидке, наброшенной на голое тело, и не занималась бы со мной любовью всю ночь, и не дразнила бы меня улыбкой и глазами, — сказал он с серьезным видом, а затем добавил шепотом: — Думаю, пришло время кое-что мне сказать.
Натали почувствовала, как вся внутренне напряглась. Похоже, действительно пришло время сделать признание. Она уже давно поняла, что рано или поздно этот разговор должен был состояться. Джонатан тоже ожидал этого. Продолжая гладить Натали по руке, он пристально смотрел на нее и ждал, что она скажет.
Натали выпрямилась немного, а затем взяла чашку с кофе, чувствуя неосознанный страх и волнение. Джонатан видел, что она не хочет говорить, и не стал настаивать. Он ждал, когда она сама изъявит желание высказать свои сокровенные мысли.
— Мадлен очень хорошая, — слегка охрипшим голосом произнесла Натали.
Но Джонатану хотелось услышать совсем другое. Он вовсе не собирался продолжать разговор о француженке. На его лице появилось недовольное выражение. Натали заметила это и втайне порадовалась.
— Это была ее идея насчет шоколада, — робко улыбнувшись, добавила она.
Джонатан нахмурился и с любопытством
— Не совсем, разумеется, — пояснила она. — Я сказала Мадлен, что мне очень плохо с той самой ночи, когда мы с тобой впервые занимались любовью. Но она стала защищать тебя и объяснила мне, что я бы так не страдала, если бы отдала тебе только тело. На самом деле ты давно уже похитил мое сердце. — Натали бросила быстрый взгляд на шоколад, затем посмотрела Джонатану в лицо, чувствуя, как во рту пересохло и пульс участился. — Я никогда не говорила тебе раньше об этом.
Молодой человек почувствовал, как напряглось его тело, он едва дышал.
— Нет, никогда.
Натали взглянула ему в глаза.
— Вот для чего нужен был шоколад, — призналась она, слегка вздохнув. — Это символ моего сердца. Я сама отдаю его тебе.
Джонатан несколько минут неотрывно смотрел в глаза Натали, а затем прошептал:
— Почему?
Из ее глаз брызнули слезы, которые она не могла больше уже сдерживать.
— Потому что я тебя люблю.
У него вдруг возникло чувство, что ему открылись все тайны на свете. Он глубоко вздохнул, и все его лицо засветилось от удовольствия.
— Я боюсь этого, Джонатан, — в отчаянии прошептала Натали.
Джонатан с нежностью посмотрел на нее и погладил ее пальцы.
— Я знаю.
Ресницы девушки слегка дрогнули, и она посмотрела на свою чашку кофе, перед ее взором быстро пронеслись картины прошлого.
— Ты сказал тогда в Париже, что я уже давно полюбила тебя, и это правда. Я не могла говорить о нашей первой встрече на балу у моего отца, потому что чувствовала себя униженной. Мне было стыдно за то, как я целовала тебя в тот день. Я так глупо себя вела.
— Не думаю, что это так глупо, как тебе кажется. Ты была обворожительной, красивой и невинной, — попытался успокоить ее Джонатан.
— А ты был очень красивый и элегантный. После той ночи я мечтала о тебе много месяцев. О твоих губах, руках, голосе, о том, что ты скажешь мне: «Я тебя люблю».
— Ты была так молода, Натали.
Они снова посмотрели друг на друга, и в его взгляде Натали увидела такую нежность, такое понимание, что у нее перехватило дыхание. Она не могла говорить, потому что к горлу подступил комок. Слезы ручьем текли по ее щекам.
— Да, я была совсем юной, — чуть севшим голосом проговорила Натали. — И наивной. Тогда мне ничего о тебе не было известно, я только понимала, что люблю тебя той невинной любовью, которая напоминает бутон прекрасной розы, уже готовый распустить свои лепестки, или нежную мелодию, извлеченную из струн скрипки или арфы умелыми руками музыканта. — Ее взгляд неожиданно сделался напряженным. — Но та любовь, которую я испытываю к тебе сейчас, совершенно другая. Я знаю твои сильные стороны и слабые. Я знаю, как ты любишь женщин…