Украденные мгновения
Шрифт:
Дункан тяжко вздохнул:
— Мне казалось, что я все так тщательно спланировал.
— О, да, ты ушел далеко вперед по сравнению с Бойдом Монро, но вряд ли это достойный пример для подражания.
— Вот это да! — покорно склонил голову Дункан. — Ну ты и штучка, Харли Джейн Миллер!
— Ты необычайно любезен.
Дункан склонился еще ниже.
— Ты и представить себе не можешь, от чего отказываешься. Мне никогда в жизни не приходило в голову кого-то опекать. Это в первый и последний раз. У тебя будет что рассказать своим внукам.
Харли вздохнула,
— Взрослым женщинам опека ни к чему, а я на удивление быстро взрослею, — взмахом руки она отмела протесты, уже готовые слететь с его губ. — Хочешь быть внимательным — пожалуйста, я готова ценить это, но чрезмерная опека для меня непереносима и оскорбительна.
Дункан нахмурился.
— Это означает, что мне не увидеть вечером «Как важно быть серьезным»?
Харли почувствовала, что ей не устоять и она безнадежно проигрывает. Но ее чувства по этому поводу меньше всего походили на огорчение.
— Ну отчего же, естественно, ты можешь пойти на спектакль.
Она снова знаком руки не дала разойтись его красноречию:
— Встретимся в вестибюле театра без четверти восемь.
А в половине седьмого Харли сидела одна за столиком на двоих в «Радуге» и таращилась на улицы с высоты шестьдесят пятого этажа. У нее закружилась голова, и, чтобы прийти в себя, она принялась изучать приглянувшийся ей изящный интерьер ресторана в стиле «ар деко» в ожидании того, как вот-вот на круглой танцплощадке появится парочка Джинджер и Фред. Впрочем, удовольствия ей все это не доставляло.
Она ужинает в одиночестве за столиком на двоих — а вот чего бы ей действительно хотелось, так это чтобы напротив сидел Дункан Ланг, разглагольствующий о романтике сыскной работы, или рассказывающий какую-нибудь забавную историю о ком-нибудь из многочисленных знакомых, или просто смотрящий на нее тем взглядом, от которого замирает дух и в котором прямо угадывается желание затащить сидящую перед ним женщину, то есть ее, в постель — и не единожды.
Она стиснула в руках стакан с водой, вдруг ясно осознав, что вся ее женская натура подсознательно желала того же с самой первой их встречи.
И что теперь? Она сидит в знаменитом на весь мир ресторане, вокруг нее воркуют, смеются или танцуют парочки, в ней проснулась чувственность, она впервые в жизни ощущает себя настоящей женщиной — и отнюдь не уверена, что сможет с этим справиться. Страсть и желание не значились в ее планах. Ей хотелось расправить крылья, но не кидаться очертя голову в мимолетный роман. Харли нахмурилась. Дункан не скрывал того, что таких романов у него было немало, но ей-то нужно совсем другое. Она и сама не понимала до конца, чего, собственно, хочет от Дункана, но уж точно не такого романа.
— О черт! — пробормотала она. — Угораздило же меня влюбиться в этого ловеласа.
А то, что она влюбилась, Харли не сомневалась. Вот только от этой влюбленности она не ожидала ничего хорошего.
В целом, решил Дункан, день был совсем не плох. Конечно, теперь он главный подозреваемый
День был отличный!
Дункан вошел в фойе театра Сент-Джеймса за пятнадцать минут до начала спектакля. И тут же люди, толпившиеся вокруг него, просто исчезли. Он видел Харли, только Харли, которая стояла в глубине, справа у стены. На ней было голубое вечернее платье без рукавов, облегавшее ее великолепную фигуру.
— Само совершенство, — пробормотал Дункан. Оказалось, что надо пробраться сквозь людское море, чтобы добраться до нее. А когда он добрался, то с удовольствием отметил, что реагирует каждым нервом на взгляд ее небесно-голубых глаз, на ее улыбку, от которой возникает ощущение почти физической ласки.
Никогда женщины на него так не действовали!
— Привет, — сказала она как-то смущенно.
— Привет, — ответил Дункан. Он не мог удержаться и позволил себе провести пальцами по ее каштановым волосам. Как же ему нравилось к ней прикасаться! Она действовала на него как наркотик. — Отлично выглядишь. Ну что, идем?
— Да, уже дали первый звонок.
Дункан был на седьмом небе. Он сидел рядом с ней в театре, наслаждаясь ее звонким смехом и буквально пропитываясь им. Она — сама жизнь, сладостная, бьющая через край жизнь. Ее смех был заразителен. Она восторгалась блистательными диалогами Оскара Уайльда, и от этого знакомые слова пьесы обретали еще больший блеск и искрометность. Она здесь, рядом, вся лучится от счастья, и он окунулся в него с головой. Слишком долго держал он свои чувства взаперти.
— О, как чудесно! — воскликнула Харли, когда после прощального поклона артистов занавес опустился и в зале зажегся свет. — Мне хочется посмотреть ее еще раз.
— Отлично, только на сей раз билеты берешь ты, — согласился Дункан и взял ее за руку, чтобы протиснуться к проходу. Как ему нравилось держать ее ладошку в своей руке. За последние несколько дней это стало для него просто необходимым условием для нормального самочувствия. — Устала? — заботливо спросил он, когда они прорвались наконец в проход и влились в медленно текущий поток людей, продвигающийся к выходу из театра.
Она покачала головой, и ее короткие волосы колыхнулись шелковистой водной в приглушенном мерцающем свете фойе.
— Скорее зарядилась, — возразила Харли. — Теперь я должна пересмотреть на Бродвее все.
Они прошли сквозь вестибюль и окунулись в теплый ночной воздух 44-й Западной улицы. Людской поток увлек их вправо, и они не спеша двинулись к Бродвею.
— Мне как-то не верится, что, живя в Нью-Йорке, ты до сих пор не посмотрел «Как важно быть серьезным», — сказала Харли, испытывающе взглянув на него. — Чем, интересно, ты занят вечерами?