Украденный сон
Шрифт:
– Ну что вы меня запугиваете, Арсен? Почему мой телефон должен прослушиваться?
– Потому что я очень боюсь, что твой мальчишка притащил за собой «хвост» от квартиры Карташова прямо к тебе. А ты даже не считаешь нужным проверяться, как будто ты ангел безгрешный. Ладно, выволочку я тебе, считай, устроил, теперь поговорим о деле.
Дядя Коля слушал внимательно, не переспрашивал, лишних вопросов не задавал. С одной стороны, Арсена это вполне устраивало, он терпеть не мог давать объяснения и отвечать на вопросы. Но с другой стороны, его настораживала покладистость дяди Коли, который готов был делать все, что скажут, особо
Когда зазвонил телефон, Леша Чистяков снял трубку, даже не взглянув на вздрогнувшую Настю. Он уже отчаялся когда-нибудь увидеть, как она сама разговаривает по телефону.
– Я полагаю, Анастасии Павловны, как обычно, нет дома, – услышал Леша знакомый голос, с которым он разговаривал прошлой ночью. – Так вы уж передайте ей, будьте так любезны, что я опять звонил и просил ее обратиться к творчеству Джека Лондона, особенно к рассказам, содержащимся в пятом томе.
– И что именно я должен ей передать? Чтобы она перечитала пятый том?
– Передайте, что каждый ее шаг будет сопровождаться неприятностями.
– Какими?
– У Джека Лондона все написано, пусть прочтет.
Услышав короткие гудки, Леша автоматически глянул на часы. Нет, не удалось ему продержать абонента на связи больше трех минут, как просила Настя. Недавно подключенный определитель номера никакой информации не дал, потому что звонили опять из автомата.
– Извини, – он виновато улыбнулся Насте. – У меня ничего не вышло, но я старался. Он велел передать тебе, чтобы ты перечитала пятый том Джека Лондона. Каждый твой шаг отныне будет сопровождаться неприятностями.
Настя неподвижно сидела за кухонным столом, сжимая в руках мельхиоровую чайную ложечку, которую она собиралась положить на место и забыла, как только поняла, кто звонит. Ей казалось, что руки и ноги у нее онемели и она их просто не чувствует. Надо найти в себе силы, встать, дойти до входной двери, потом до лестницы, потом до квартиры Маргариты Иосифовны, надо немедленно позвонить и спросить… Господи, какой длинный путь, как трудно его проделать, у нее не хватит сил, она упадет прямо на пороге и уже никогда не встанет. Да черт с ним, с телефоном этим, пусть слушают, если хотят. Даже наоборот, поправила она себя тут же, будет глупо звонить не от себя. Этот человек передал ей только что информацию, и совершенно естественно, если она тут же ее перепроверит. А вот если они не дождутся такого проверочного звонка, то наверняка догадаются о том, что она частенько пользуется соседским телефоном.
Настя быстро набрала номер Чернышева. Потом тупо взглянула на стоящего у плиты Лешу, который уже в четвертый раз задавал один и тот же вопрос:
– Принести тебе пятый том Джека Лондона?
– А? Что?.. Нет, спасибо, не надо.
– Тебе не интересно?
– Мне страшно.
– Почему?
– Потому что речь идет наверняка о рассказе "Любимцы Мидаса". И это означает, что каждый свидетель, с которым я буду иметь дело, должен будет погибнуть.
– Так уж и должен? – недоверчиво переспросил Леша, осторожно усаживаясь на кухонную табуретку и вынимая мельхиоровую ложечку из крепко сжатых Настиных пальцев.
– Скоро узнаю.
– А ты не ошибаешься? Может,
Настя безнадежно покачала головой.
– Нет, я хорошо помню. В детстве я этот том перечитывала раз десять, если не больше.
– А вдруг речь идет о другом издании? И там в пятом томе вообще совсем другие произведения?
– Лешенька, милый, не надо меня успокаивать. Речь идет именно об этом издании, потому что именно это издание стоит у меня в книжном шкафу на самом видном месте. И тот, кто открывал дверь в мою квартиру, заходил сюда и видел его. Вот позвонит Андрей, и узнаем, кто из нас прав.
В ожидании звонка Чернышева они молча сидели на кухне.
Леша раскладывал пасьянс, а Настя методично чистила картошку. Она настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила, как до краев наполнила очищенным картофелем огромную трехлитровую кастрюлю. Спохватившись, она смущенно повернулась к Леше.
– Посмотри, что я наделала. Куда ее теперь?
– Варить, – хладнокровно ответствовал доктор наук Чистяков, втайне радуясь, что Настя хоть немного отвлеклась от мрачных мыслей.
– Но мы столько не съедим…
– А мы и не станем. Сегодня поужинаем, а остальное будем понемногу разжаривать потом, можно с яичницей, можно с тушенкой.
– И правда, – Настя растерянно улыбнулась. – Я и не сообразила. Никогда впрок не готовлю.
– Да ты вообще никогда не готовишь, так что не оправдывайся. Давай маленькую кастрюльку.
– Зачем?
– Чтобы не ждать, пока весь этот котел сварится. В маленькой кастрюльке сварим отдельно картошку себе на ужин, а остальное пусть стоит на огне. Дошло?
– Как просто… Что это со мной, Лешик? Как будто мозги совсем съехали в сторону. Самых простых вещей не могу сообразить.
– Ты устала, Настюша.
– Да, я устала. Ну что же он не звонит?
– Позвонит, не дергайся.
Когда Андрей перезвонил, она была почти на грани истерики.
– Ну что? – с трудом переводя дыхание, спросила она.
– Ничего. Восемь трупов, но все – не наши. Пять поджогов, но к нашему делу отношения не имеют.
– Андрюша, я очень напугана. Что мне делать? Есть идеи?
– Пока нет, завтра будут. Заеду за тобой в восемь часов.
– Хорошо.
Глава одиннадцатая
Константин Михайлович Ольшанский был слабым человеком. И он об этом знал. Для многих людей молчание – не проблема, они могут быть чем-то недовольны, на кого-то обижаться, затаить зло, могут чего-то не понимать и спокойно жить с этим месяцы и даже годы, не стараясь выяснить отношения и расставить точки над «I». Константин же Михайлович этого не переносил совершенно. Психологи сказали бы, что у него слабая устойчивость к конфликтным ситуациям.
Он уже давно заметил, что с Володей Ларцевым что-то не так. Первое время он гнал от себя неприятные мысли, оправдывая явные огрехи в работе своего товарища недавно пережитой трагедией и искренне надеясь на то, что никто, кроме него самого, этих ошибок не замечает. Но после разговора с Каменской, когда она вслух и не стесняясь назвала вещи своими именами, Ольшанскому стало совсем скверно, хотя Анастасия и выразила намерение "спустить все на тормозах". Константин Михайлович был ей за это благодарен. Но молчать и делать вид, что ничего не происходит, становилось с каждым днем все труднее.