Украина: история
Шрифт:
Ближайшим практическим результатом деятельности «Руської трійці» явилось издание альманаха «Русалка Дністровая». Здесь были собраны народные песни, а также стихи и статьи на исторические темы, написанные на местном диалекте. Греко-католическая церковь осудила это издание как «непристойное, если не подрывное», а немец — начальник львовской полиции оставил о нем такой отзыв: «Мы здесь имеем уже достаточно хлопот с одним народом (поляками.— Лет.), а эти сумасшедшие хотят воскресить другой — давным-давно умерший и погребенный русинский народ». Местный цензор — греко-католический священник Венедикт Левицкий — запретил публикацию альманаха во Львове, и Шашкевич
Хотя «Русалка Дністровая», задуманная в качестве периодического издания, с самого начала потерпела крах, пример ее все же показывал, что и язык западноукраинского крестьянина мог стать основой литературного языка. Авторы и составители альманаха привлекли внимание к простому народу и его «неиспорченной» культуре. Под влиянием «Русалки Дністрової» начинался медленный, но неуклонный процесс переориентации западноукраинской интеллигенции на свой собственный народ. И уже недалек был тот час, когда из самого этого народа начнет выходить большая часть интеллигенции.
Именно так, медленно и трудно, пробивала себе дорогу национальная идея в Украине. К середине XIX в. идея эта еще не вышла за рамки достаточно узкого круга интеллигентов, на свой страх и риск решавших вопрос о том, в чем же, наконец, состоит сущность украинской нации. На пути от этого раннего, так называемого «культурнического», этапа национального самосознания к этапу политического самоопределения предстояло преодолеть многочисленные и сложные препятствия.
В украинском обществе — преимущественно крестьянском, провинциальном и традиционалистском,— кроме интеллигенции, не было никакой иной социальной группы, способной к восприятию новой идеи национального самосознания. Более того, утверждая, что украинцы — особая, отдельная нация, а украинский язык может стать самостоятельным литературным языком, интеллигенты наталкивались на скепсис и злословие своих же образованных земляков, для которых притяжение престижных и более развитых культур, в особенности польской и русской, оказалось поистине непреодолимым.
Однако «национальные будители» не сдавались, ибо, с одной стороны, видели успешные примеры решения всех этих вопросов западнославянской интеллигенцией, с другой же стороны, они считали, что их деятельность нужна ими же идеализированному «простому народу».
К сказанному следует добавить, что процесс распространения национального самосознания с самого начала неодинаково протекал в Восточной Украине и в Западной. На Левобережье в то время казацкие традиции и память о вековом самоуправлении были еще крепки, да и сама интеллигенция была более многочисленной и образованной, чем на Правобережье,— потому и начало национального самоосмысления выглядело достаточно многообещающим. Но как только это самоосмысление перешагнуло определенные, «дозволенные» рамки, оно встретило в лице царского правительства безжалостного и непобедимого врага — что и показала расправа с кирилло-мефодиевцами.
В Восточной Галичине успехи национального движения были более
14. ИМПЕРСКИЕ РЕФОРМЫ
Консерватизм безраздельно господствовал в Европе середины XIX в., но нигде не явился он в столь чистом и откровенном виде, как в Австрии и России — двух империях, где среди всех прочих задавленных деспотизмом народов обретались украинцы. Бытие и сознание имперских подданных определялись принципами авторитаризма, послушания, общественного порядка и традиционализма. Сама мысль о переменах состояла под подозрением и тайным надзором.
И все же ни Габсбургам, ни Романовым не под силу было остановить идущие с Запада новые идейные веяния, как не могли они и сдержать новые общественные силы или предотвратить появление новых экономических отношений, неуклонно развивавшихся по общеевропейской модели. Чем более нарастало это внутреннее и внешнее давление на твердокаменные имперские бастионы, тем отчетливее сами имперские власти начинали сознавать, что старые порядки не могут оставаться неизменными. Это порожденное кризисом сознание положило начало эпохе великих реформ — сперва в Австрии, а затем и в России. И поскольку украинцы в обеих империях были одним из самых бесправных народов, реформы не могли не оказать на них огромного воздействия.
Перемены в Австрийской империи
Еще в начале 1848 г. правящая династия Габсбургов уверенно смотрела в будущее. Одной из причин тому были недавние успехи империи в урегулировании ситуации в самых беспокойных ее провинциях, и одной из этих провинций была Галичина.
На протяжении десятилетий тайные общества польской шляхты и интеллигенции «плели заговор» с целью реставрации Речи Посполитой. Выступая за всеобщие политические свободы, польские революционеры искренне полагали, что все жители расчлененной империями Польши, независимо от их социального статуса и этнического происхождения, поддерживают идею реставрации. Украинские семинаристы, которые в 1830-е годы охотно вступали в ряды польских конспираторов, еще более укрепляли в них эту уверенность. Но вопрос об «отдельной украинской нации» не замедлил возникнуть и в этих кружках, которые в большинстве своем были покинуты украинцами, как только на свой «национальный вопрос» они получили отрицательный ответ поляков.
В 1846 г. по вере польских революционеров в широкую поддержку их целей был нанесен еще один сокрушительный удар. Узнав о готовящемся восстании шляхты, австрийские власти убедили крестьян Западной Галичины в том, что их помещики мечтают о восстановлении своих прежних прав на безудержную эксплуатацию крестьянства. И тогда обозленные польские крестьяне сами восстали против шляхты и вырезали многих помещиков, тем самым предотвратив шляхетский бунт.
Революция 1848 г. в Галичине. Весной 1848 г. по всей Европе прокатилась волна революций. Изменчивое счастье Габсбургов вновь подверглось суровым испытаниям.