Украсть миллиард
Шрифт:
— Ду ю спик инглиш, вафли хрум-хрум, — просипел я, делая доблестную попытку выйти из алкогольной комы. Неудачную. Слегка приподнявшись на карачки, я охнул, сплюнул и снова расползся по полу медузой, едва не въехав лбом в белоснежный сингапурский фаянс. В нос ударил запах чего-то едкого, подозрительно похожий на наш родной российский нашатырь. А я-то думал, что у них тут сплошной гуманизм и человечность. Пора уже приходить в себя? Интересно, почему трезвому изображать пьяного гораздо труднее, чем пьяному — притворяться
— Вы можете говорить? Ваша фамилия — Мюллер?
Чтоб мне захлебнуться виски, мне помогли подняться и вполне вежливо усадили на стул.
— Ваша фамилия — Мюллер? — терпеливо повторил парень в гражданском.
— Э-э детектив?..
— Шарджа, — представился он.
Я покрутил в голове возможность побыть Мюллером. Этаким добропорядочным туповатым Мюллером, по пьяному делу посеявшим документы, кредитные карточки… и жену. Еву. Красотку с джазовым голосом.
— Его зовут Кедраш. Влад Кедраш. И не делай вид, будто тебе неприятен мой визит. Или ты чем-то удивлен…
— Я и не собирался, — буркнул детектив Шарджа. Он выглядел так, словно вздумал пробежать стометровку за рекордное время и — на тебе, наступил на гвоздь.
— Ты и у меня документы спросишь? — поинтересовался Папа Монсальви. Он вошел, демонстративно игнорируя стоявшего в дверях полицейского, и опустился в удобное кресло.
— Он пьян, — зачем-то сообщил детектив.
— Вижу, Али, — вздохнул Папа, — Что же ты, Влад… А говорил, не пьешь ни во время игры, не перед?
— Эт-то было не во время и не п-перед. Эт-то было м-между, — сообщил я.
Было бы странно, если, выпасая всю ночь, бодигарды Папы оставили меня одного под утро. И было бы в высшей степени странно, если бы Папа, при его роде занятий, не имел знакомых в полиции.
— Что ты делаешь в этом номере, Влад, — мягко поинтересовался Папа.
— Чего-чего… Ж-живу я здесь, — невразумительно мяукнул я.
— С каких это пор?
— С п-позавчера. Вы же сами меня сюда поселили… — я выпрямился, с недоумением оглядел всех вокруг, — а п-почему обои другие? Переклеили когда я спал? С-спасибо, сервис на высоте, но я не просил. Персиковый цвет меня вполне устраивал.
— Он идиот? — спросил детектив Шарджа.
— Местами, — пожал плечами Папа, — как и все незаурядные личности. Я поселил тебя в «люксе», а это четыреста шестнадцатый номер. Соседний, — объяснил он, наклоняясь ко мне, — как ты тут оказался, горе мое?
— П-пришел…
— Как вы открыли дверь, господин Кедраш? — сообразил Шарджа.
— Ключом.
— Обыщи его, — бросил Али полицейскому.
Меня быстро и профессионально обшмонали.
— Вот, — коп протянул детективу ключ с биркой «люкс».
— Больше ключей нет?
— Нет.
— Он подошел, — я виновато поерзал на стуле, — вы хотите сказать, я нахожусь в чужом номере? А где ночует тот, кто снял четыреста шестнадцатый? Неужели у меня в
— Почему вы так решили, господин Кедраш? — заинтересовался детектив.
— Ну, если мой ключ подошел к этому номеру, то его ключ должен подойти к «люксу», — ответил я и потер щеки.
— Ключ и в самом деле подходит, — доложил вернувшийся полицейский.
— К «люксу»?
— Да, сэр.
— А к четыреста шестнадцатому?
— К обоим, сэр.
Еще бы ему не подойти!
— Странно, — Шарджа, в отличие от меня, предпочел тереть подбородок.
— Ты можешь объяснить, что происходит, Али? — поинтересовался Папа.
— Анонимный звонок, — Али пожал плечами, — неизвестный сообщил, что в номер его соседей залез вор… Ребята подвозили меня, и я решил тут же, на месте, провести допрос.
— Это ошибка, — сказал Папа, — вас ввели в заблуждение.
— Да уж… Как-то странно получилось с ключами, не находишь?
— Странно, — не стал спорить Папа, — но не мне же с этим разбираться?
Полицейские ушли, оставив нас наедине. Я походил, собрал разбросанные вещи и направился к себе, в «люкс», надеясь, что у Папы куча дел, и он свалит вслед за детективом.
Не свалил.
— Крыса?
Я обернулся. Папа смотрел на меня серьезно и как-то чересчур внимательно.
— Что случилось на самом деле?
— Вы же слышали, — я пожал плечами.
— Ты можешь дурить копов, но не меня.
— А детектив Шарджа поверил, — сказал я.
— Еще бы! Он получает от меня к каждому жалованию столько, что поверит во что угодно: в инопланетян, русскую угрозу, Аллаха с Магометом… И даже в то, что мужик, отрубившийся по пьяни в чужом сортире, проснулся чисто выбритым, в свежей футболке и благоухающим шампунем и туалетной водой, — Папа сел на диван, закурил. Вздохнул и сказал-приказал негромко, но безапелляционно:
— Рассказывай.
— Я принимал душ…
… - Плохо, — произнес Папа, когда мой длинный и обстоятельный рассказ подошел к концу.
— Согласен, хорошего мало. Я привлек внимание полиции, а за нашим миллиардом охотится кто-то еще.
— За НАШИМ? — неприятно удивился Папа.
— За вашим миллиардом, — поправился я.
— Все это ерунда. За моим миллиардом кто только не охотится, а что до полиции, то с ними вполне можно ладить. А вот подслушанный тобой разговор — это и вправду плохо. То, что здесь Они… Может быть эти немцы правы, и, действительно, ну его, этот миллиард? Последний он на земле что ли?
Вот на этом месте челюсть у меня отвалилась, и пришлось приложить усилия, чтобы вернуть ее на место. Кем же должны быть эти неведомые ОНИ, если сам Папа, который за деньги продаст родную маму, Христа и собственную почку, вдруг выдал: «ну его, этот миллиард?». Правда, он добавил «может быть», и это вселило в меня неясную надежду, что не так страшен черт.