Украсть право первой ночи
Шрифт:
Эта простая забота – то, что для неё мимоходом подогрели воду и не придётся мыться холодной, – изумила её едва ли не больше, чем способ, которым это было сделано.
И на сорочке, и на простыне остались яркие красные пятна, Мариса поспешно сложила всё испачканное в сторону, и сама смущалась, отводила взгляд от кровавых меток, как будто только сейчас осознав – вот, это случилось с ней! И ведь не так случилось, как с другими, и что будет?..
Сама виновата. Мало что против не была, а попросила, можно
Вот и ладно. Не жаль ведь? А всё прочее не сегодня, потом.
Она вымылась теплой водой, поливая себя из кувшина, вытерлась простыней и надела свежую сорочку. Волосы так запутались, что местами пришлось раздирать гребнем, теперь она заплела косу и перетянула кончик оторванной от белоснежной салфетки лентой. Недавно не решилась бы порвать хорошую салфетку, но сказал ведь лорд – тут все для тебя. Значит можно. И хорошо, что и простыней много, и сорочка не одна.
Лорда звать не пришлось – как почувствовал, что она готова. Зашел, слегка поклонился:
– Позволишь? – улыбнулся.
Решил поиграть, понятно. Она проглотила смешок:
– Прошу вас, пожалуйте, милорд.
– Садись, – он подвинул ей стул.
– Благодарю, милорд, я не голодна, я лучше потом, после вас…
– Садись! – повторил он. – Чувствуй себя как дома.
Как дома? В доме дядюшки Фуртафа все домашние столовались вместе и одновременно, и семья, и работники, ну а когда что-то принести и подать – для этого, конечно, Мариса. Но за столом она спокойно сидела и ела со всеми, и кусок в горле не застревал. А вот сесть за стол вместе с рыжим было поначалу странно, даже еда не в радость, хотя проголодаться за день Мариса успела.
– Ешь, – рыжий сам нарезал ей мясо и положил на тарелку, подвинул овощи. – Тут всё вкусно. Сначала выпей вина, – он налил ей красно-рубинового вина в высокий стакан.
Запоздало вспомнил, что с вина собирался начать – чтобы девушка расслабилась и не боялась. И так обошлось. Но пусть выпьет теперь – это поможет им продолжить.
Граф, как говорили, всегда потчевал невест чашей разбавленного вина, и, кажется, чего-то в неё добавлял, но тут Ивин утверждать не стал бы – это был секрет дядюшки. Слуги болтали много, но потихоньку.
– Можно спросить, милорд? – Мариса подняла на него взгляд.
Она опять села так, чтобы повернуться к нему неповрежденной стороной лица, и он мог любоваться её нежной кожей и точёным профилем, и как дрожат в улыбке полные губы.
– Спрашивай.
– Что означают буквы на гребне? Там две буквы «К».
Ивин понятия не имел, откуда взялся гребень. Но про буквы догадаться было просто.
– Девичье имя последней графини Финерваут – Камилла Калани. Наверняка в замке осталось много её вещей. Но странно… хотя ладно. Ты нашла гребень под зеркалом?
– Да, милорд.
Он подлил Марисе ещё вина.
Странно было, что гребень с монограммой графини нашёлся в башне колдуньи. Он-то считал, то графине незачем было тут бывать, это уединённое место
– Калани – тоже колдовской род?
– Что ты, нет. Но это древний и знаменитый род, причём из Кандрии. Леди Камилла приехала в Грет вместе с королевой Альденой. Хотя, тогда она была лишь невестой короля. Леди Камилла рано потеряла родителей, вот её и отправили сюда в качестве подружки королевы.
Мариса послушала и, хмурясь, кивнула.
– А потом она стала женой графа Финерваута?
– Ну да. Такой был уговор, что подругам королевы организуют браки со знатными особами. Моя мать вот… – он осёкся и замолчал. – Ладно, ничего.
О матери не хотелось говорить с Марисой. Та тоже была подругой королевы и, как и леди Камилла, вышла замуж за графа…
– Ты разговариваешь, а не ешь, – заметил он и отрезал ей ещё мяса. – Вкусно ведь?
Отчего-то возиться с девчонкой и даже болтать с ней было забавно и нравилось.
– А что такое колдовской род? В нем все колдуны?
– Нет же. Просто в таких семьях периодически рождаются люди с колдовским даром. Людей без дара даже в колдовских родах всегда больше.
– Отец Эвол объяснял. Время, когда колдунов много, сменяется таким, когда их совсем мало. Сейчас такое, когда мало, да?
– Именно так.
Ивин уже не удивлялся, что тот священник болтал без умолку с деревенской девчонкой о лишних для неё вещах.
– Говоришь, приёмная мать заплатила священнику, чтобы он тебя учил? Это она привезла тебя сюда?
– Я приехала сюда со своей мамой. И ничего про себя не помню, – погрустнела Мариса. – Не помню, как я была маленькой. Не помню того, что было до пожара у лесника. Но мне говорили, что здесь, в Финервауте, моя мама умерла. Мы ехали с ней в обозе, она заболела и её высадили в деревне. Говорили, что только колдун мог бы помочь.
– Понятно, – Ивин погладил её по руке.
Рассказ Марисы совпадал с тем, что поведала Ивину кухарка.
– А приёмная… Матушка Сола. Она служила в замке, – продолжала девушка. – Пожалела меня. Она считала, что мне полезно будет знать грамоту, – она грустно усмехнулась. – Хотя вот Реддит рад, что я училась и знаю грамоту. Он сам не любит все эти дела – писать, считать, хотя должен, раз держит лавку.
Ивин подумал, что это немного странно: здравомыслящая женщина, которая служила в замке, решила потратить деньги на учёбу для приемной дочери, а не на что-то практичное.
– Для чего этот ключ? – Ивин тронул пальцем цепочку на шее на шее Марисы, на которой висел ключик.
– Матушка Сола говорила, что он от сундучка с моим приданым, – Мариса еле заметно улыбнулась. – Но нет никакого сундучка. Может, он сгорел вместе с домом лесника? Я ношу ключик просто на память, милорд.
Ивин уже корил себя, что заговорил с девушкой о таких невесёлых вещах – она теперь сидела грустная, нахохлившаяся. И вдруг спросила: