Укрепрайон «Рублевка»

Смоленский Александр

Тем же днем. 15.00

Пока олигархи общались с президентом, совет старейшин проводил свое последнее «пленарное» заседание в значительно усеченном составе. Собрав со столов остатки нетронутых закусок и напитков в огромную торбу, старики закатили себе прощальный пир. К трем пирующим мудрецам с удовольствием присоединились «незаменимый» Самвел и верная дворняга Акимыча со странной кличкой Робсон.

– И что мы с завтрашнего дня будем делать? – неровным голосом вопрошал отставной генерал. – Нет земства – значит, нет и нашего совета. Никому мы теперь не нужны.

– Почему это не нужны? А внуки, а правнуки? А твоя Катенька, которая ждет наследника? Столько дел впереди, – пытался успокоить его дед Иосиф.

– Действительно, что за писисисимизм, фельдмаршал? – уловив, наконец, тему разговора и все больше впадая в некогда привычное сладостно-эйфорическое состояние, поддержал грузина Акимыч. – Лично меня больше тревожит другой вопрос. Вот вернутся опять на Рублевку эти брандахлысты чиновники, а мы, местные, снова пойдем к ним в услужение... А ведь при земской управе народ себя людьми почувствовал.

– Что поделаешь, друзья, эпоха «рублевского метеорита» закончилась, а нам надо жить дальше, думать о будущем, – продолжал увещевать Иосиф. – Хотите, поедем все ко мне на родину. Там у нас тоже неспокойно. А политический опыт у нас уже накоплен.

– Ты же умный человек, Иосиф Виссарионович, правда, не столь мудрый, как твой покойный тезка, но понять, что у нас никакого будущего нет, ты, думаю, все-таки способен... Как мы можем покинуть родину в такие минуты?! Никогда я не буду эмигрантом.

– И я тоже не буду, –

поднял рюмку Акимыч.

– Я тоже, – не отстал от всех Самвел.

– Ты как раз молчи. Ты уже эмигрант. Причем злостный. Вкладываешь свою энергию, этот, как ее, мозговую потенцию в чужую инфарктструктуру! – набросился на армянина Акимыч, тыча пальцем в новый камин.

Хлопнув рюмку «Столичной» и жалобно всхлипнув, отставной генерал вдруг сказал:

– Хотите, я вам обрисую, какое будущее нас с вами ждет?

– Ну, обрисуй, Репин ты наш.

– Вот ты, Акимыч, снова присосешься к бутылке и будешь ночевать под забором, распевая пошлые частушки. А ты, Иосиф Виссарионович, будешь от нечего делать бегать за правнуками и бесконечно их воспитывать в духе грузинских традиций или в лучшем случае сражаться в нарды с армянином. Правда, если Самвел не уедет домой чистить унитазы тамошним нуворишам. Данька Демидов увезет мою Катеньку на Урал, и поминай как звали. А я останусь совсем один с моим музеем.

– Слушай, генерал-джан, зачем так переживать, э? Если нужно, сделаю я тебе новый метеврит. Ты только чертеж мне дай...

Тут уж старики не выдержали и громко расхохотались. Самвел был неподражаем в своей невежественной наивности.

– Дорогие друзья, меня беспокоит не только личностный, но и социально-политический аспект проблемы, – с пафосом произнес генерал. – Сегодня последнее заседание нашего совета, и этим бокалом я хочу почтить его память. С завтрашнего дня мы уже станем простыми пенсионерами. Хуже того, нас за спиной станут называть старыми маразматиками... К тому же нас вполне могут привлечь к уголовной ответственности за соучастие в свержении законной власти. Это раз! За партизанскую войну. Это два!

– Пусть докажут. Олигархи дадут же нам деньги на адвокатов? – встревожился Акимыч.

Слегка пошатываясь, дед Иосиф подошел к Ордынскому и тепло обнял старого вояку.

– Ты что, кацо, совсем того?.. – покрутив у виска пальцем, возразил Акимыч.

– Тогда баста. Продолжим дискуссию старейшин на трезвую голову, – предложил Ордынский. – Тогда наш совет старейшин проживет на день больше.

– Слушай, генерал! Попроси у президента, чтобы наш совет он временно оставил, хотя бы до завершения своего срока, – серьезным тоном предложил Акимыч.

– Вот ты ему и предложи.

– Почему я? Обнимал же президент тебя. Значит, у вас установился контакт. Так что не увиливай. Мы все тебя просим.

– Ладно. Отоспимся и решим. На сегодня заседание совета старейшин закрыто, – громко сказал Ордынский и нетвердым шагом стал подниматься из погреба по узкой каменной лестнице.

Пока старейшины решали, как им жить дальше, земский староста и иже с ним еще долго мотались по всей Рублевке, пытаясь хоть как-то своим участием вдохнуть новую жизнь в праздник урожая. Но усилия были тщетны. Наконец, намаявшись, троица направилась домой к Духону.

Демидов долго сопротивлялся настоятельным приглашениям старосты, ссылаясь на то, что дома его ждет Катенька. Но когда Александр с таинственной улыбочкой нашептал уральцу, что того ждет потрясающий сюрприз, Даниил сдался.

Только друзья удобно устроились в креслах и приготовились с новыми силами продолжить в узком кругу празднование, как на пороге зала появилась внушительная фигура доктора Табачникова, сияющего как молодой лунь. В руках выдающийся эскулап держал картонный ящик с дюжиной бутылок легендарного виски, на котором черной краской было выведено: употребление спиртных напитков вредит вашему здоровью.

– Поздравляю вас, дорогие мои! – радостно воскликнул Ленечка и бросился поочередно целовать друзей.

«Это, наверное, и есть сюрприз!» – разочарованно подумал Демидов, хотя был несказанно рад встрече с доктором.

– А почему вы так припозднились, сэр? Вы же знали, что праздник начинается днем? – ворчливо спросил Духон. – Мы бы познакомили вас с президентом, заодно проверили бы состояние здоровья господина Машкова.

– Так ведь ваши гвардейцы меня задержали у блокпоста до выяснения личности, так сказать...

– Ну и что потом? – смеясь, спросил Багрянский.

– Что потом? Я им рассказал в подробностях биографии и истории болезней всех членов земской управы. Подумал, что это будет убедительным доказательством того, что я их лично и отлично знаю. Но эффект был прямо противоположным – они еще больше насторожились, подумали, наверное, что я диверсант. Потом-то я сообразил, но, правда, с опозданием...

– Что сообразил? – спросил Багрянский.

– Оставить им второй ящик с виски...

– Ну, я завтра Стрельцову покажу! Взяточничество развели его люди! – вскипел Духон.

– Саша, успокойся, спектакль закончился. Врубись, наконец – нет больше земской управы и нет земского старосты, – урезонил друга журналист.

– Ты предлагаешь оставить им ящик виски?

– Прости, я не понял, что ты в этом смысле. Готов идти его отбивать вдвоем.

– Втроем, – тут же присоединился Демидов, забыв, что торопился к своей Екатерине.

– Боюсь, что вы найдете там лишь пустые бутылки, господа, – отрезвил друзей доктор. – Где вы видели, чтобы спиртное на блокпостах доживало до ближайшего утра?

Тем же вечером. 22.30

– Не может такого быть! – выслушав рассказ отца Филарета, заорал в гневе Гудин. – Откуда у тебя эти сведения?

– Оттуда, – бросив исподлобья на своего ученика колючий взгляд смоляных глаз, ответствовал монах, – мои люди наблюдали, так сказать, лично. Потом я все перепроверил.

– Так, говоришь, президент принял участие в их дурацком празднике? Любопытно! Это, брат Филарет, уже не шутки! Такой альянс означает, что хозяин что-то затеял. Одно дело снять карантин, а другое – снова снюхаться с этими толстосумами. А о чем они конкретно говорили?

– Вот этого мы как раз и не знаем.

– Идиоты! Такая информация шла в руки... – Подойдя к низкому дубовому столику с расставленными на нем изысканными, традиционно русскими закусками, Гудин схватил покрытую испариной бутылку нового сорта водки под названием «Александр Невский» и лихим жестом запрокинул ее в рот. Водка была одновременно крепкой и мягкой с приятным медовым привкусом. – Какой идиот выпустил это?!

– А что? Разве плохая водка? С серебряной очисткой. Наш человек производит на заводе в Черноголовке... – невозмутимо ответил отец Филарет.

– Он что, засветить нас хочет? Смотри, вот здесь, на этикетке, эмблема нашего ордена!

– Ну и что? Мало ли изображений великого полководца, – с олимпийским спокойствием ответил монах.

– Ты что, ликвидатор хренов, из себя дурочку строишь? Или ты как поп Гапон?

– Ладно, Иван, не городи чепухи, лучше о деле поговорим. Между прочим, водка – она ведь тоже идеологическое оружие!..

– Ну, лады, выкладывай, чего у тебя там по делу? – несколько успокоившись, спросил Гудин.

– Ясно пока одно – хозяин явно намерен поддержать этого уральского выскочку Даниила Демидова.

– Ой ли, – усомнился Гудин. – Здесь, я думаю, игра куда сложнее будет. Ты плохо знаешь президента. Вот, к примеру, откуда вдруг у Машкова появились деньги на проекты экономического возрождения его региона? Ты, ликвидатор, прессу внимательнее читай... Так что труби сбор, брат Филарет. Надо срочно задействовать все наши ресурсы и резервы. Жаль, что так некстати Крутов угодил в больницу... Нам сейчас как никогда нужна верная информация из Кремля.

– У меня, кстати, есть план относительно Демидова. Хоть завтра могу его убрать, – хитро сменил тему разговора отец Филарет. – Он у меня на мушке.

– У тебя одно на уме. Тебя что, ничему больше не учили, как только отстрелом заниматься? При чем здесь Демидов? Убирать можно только из идейных соображений. И то, когда других аргументов просто нет.

– Согласен. На мушку придется брать совершенно другую фигуру, которую пока скрывает президент, – все с той же зловещей ухмылкой произнес отец Филарет.

– Вот когда начнется регистрация кандидатов, тогдато и раскроются все карты, – умиротворенно сказал Гудин. – Так что подождем. Кстати, а как себя ведет сейчас Шатунов? Все еще рыпается?

– Да куда он денется? – непонятно чему рассмеялся в ответ

отец Филарет. – Он стал похож на тех хитрожопых, которые наблюдают, как двое дерутся, но до поры до времени не вмешиваются.

– Ну и злыдень ты, брат Филарет! – расхохотался Гудин и снова приложился к понравившейся водке.

Тем же вечером. 23.30

– Может, хватить праздновать?! – раздраженно спросил Демидов, обращаясь к друзьям после очередной безуспешной попытки связаться с Екатериной по местному телефону. – Три часа лакаем этот чертов виски. – Потеряв терпение, он резко встал из-за стола и, наскоро попрощавшись с друзьями, решительно направился к выходу.

– Куда это вы собрались, господин будущий губернатор? – внезапно совершенно трезвым голосом бросил ему вдогонку хозяин дома.

Даниил обернулся и пристально посмотрел на Духона. И хотя на лице старшего друга он заметил хитрую ухмылку, однако по серьезному взгляду его голубых глаз сразу понял, что тот серьезен.

– Что это значит, Александр Павлович?

– А то и значит. Помнишь, перед самым отъездом из «Беседки» президент попросил меня проводить его до машины? Так вот, он мне нашептал по секрету то, о чем не мог сказать при всех. Словом, президент поручил мне сообщить тебе, Даниил Никитич, что буквально в понедельник он ждет тебя в Кремле. Он намерен назначить тебя исполняющим обязанности губернатора области и представить на утверждение местному выборному органу. Как он у вас там называется? Облсовету, что ли? Думаю, что с органом ты сам справишься...

Духон усмехнулся, поняв, что последняя его фраза прозвучала довольно двусмысленно.

Услышав неожиданное сообщение Александра, Багрянский и Табачников дружно зааплодировали.

– Как же так? – не на шутку всполошился Демидов. – Мне главное было вернуть «Медную гору»...

– Теперь, боюсь, и не вернешь. Губернаторам нельзя заниматься бизнесом. Так что все складненько получается.

– Не бойся, Даниил. В случае чего мы тебе поможем, – поддержал его Багрянский.

– Кончайте шутки шутить. Не пойму, зачем это понадобилось президенту? – продолжал сомневаться Демидов. – Одно дело, когда меня поддержал бы уральский народ, и совсем другое, когда президент.

– Пойми, Даниил, это же прекрасный ход конем, – терпеливо объяснял Багрянский. – Вот, к примеру, ты станешь губернатором такого важного региона, наберешься опыта. Чем не готовый в будущем президент? Хрен тебя кто потом сдвинет... Ты уже зачислен в президентскую команду. Сам ввязался. Это, брат, большая политика, – назидательно произнес Багрянский.

Демидов понял, что его друзья правы. Никто же его за уши не тянул в политические игры. Мог бы раньше отказаться.

– Ты идешь в реальную власть. Руководить целой областью, это тебе не «Медной горой» управлять. Даю тебе несколько уроков. Так вот, урок первый. Чтоб власть твоя была сильной, ее надо ограничивать. Говоря проще, не перегибать палку. Второй урок – не мешай людям работать, не подавляй их инициатив. Но при этом не давай и разгуляться дуракам с инициативой. Третий урок, и это самое сложное, – постарайся заразить людей общей идеей и общей целью.

В этот момент Духон бросил многозначительный взгляд на Багрянского. Он был уверен, что того сейчас просто распирает от гордости, ибо Александр, по сути дела, процитировал его сентенцию.

– Ну, и последний урок. Никогда не предавай друзей, ибо они всегда будут для тебя запасным аэродромом. – С этими словами Духон допил виски, подошел к Демидову и обнял его.

– А Екатерина?

– Ничего нового. Как только обустроишься, мы ее тебе доставим в лучшем виде. Там и свадьбу сыграем, – успокоил уральца Духон.

– А что же будет с нашим подземным укрепрайоном?

– Вот видишь, ты уже начинаешь мыслить стратегически, – рассмеялся Духон и, сняв очки, надолго задумался. Но так в итоге и не ответил.

– Что еще за укрепрайон? – удивленно спросил Табачников.

– Ты, Ленечка, пока не дорос, чтобы понять смысл этого высокого слова, – отшутился Багрянский.

– Поскольку я так понимаю, что ответа на свой вопрос уже не дождусь, можно я вас покину? Катенька без меня спать не ляжет, а у нее режим, – откланялся Демидов.

– Пожалуй, и я вас тоже оставлю. Тем более что первую ночь буду спать без карантинных кошмаров, – обрадовался доктор.

Их никто не задерживал.

– И что ты теперь скажешь? – спросил Духон, когда друзья остались одни.

Он словно подал сигнал, что готов продолжить их незаконченный утренний разговор за яичницей.

– А стоит ли? Разве не все ясно? Демидов, по-моему, окончательно развеял миф о рождении на Рублевке новой генерации людей. Ты же именно на этом настаивал?

– Да, и не отказываюсь.

– Но ты же только что видел, как стоило Демидову оказаться – так скажем – вне экстремальных условий жизни, в его мозгах все сразу вернулось на круги своя. Какой там губернатор? Какая политическая борьба? Ему бы поскорее вернуть свою «Медную гору» да нырнуть к Катеньке в постель. Так что извини. Ты все видел на празднике. Разбежалась твоя «высоконравственная общность» по своим углам в мгновение ока. И олигархи твои уже завтра перестанут не то что здороваться с Акимычем, дедом Иосифом или тем же генералом Ордынским, но и даже смотреть в их сторону из-за тонированных стекол своих автомобилей. Потом и вы перестанете здороваться и друг с другом.

Александр молчал.

– Можно, я скажу тебе совсем уж неприятную вещь? – не унимался Багрянский, будто ему доставляло особое удовольствие развенчивать рублевскую сказку.

– Валяй, чего уж, – милостиво разрешил Духон. – Можно подумать, что до этого ты говорил самое приятное. Ну, разве что самую малость. Про волю и терпение, например, наших поселенцев...

– Я и сейчас от этого не отказываюсь. Воля у вас всех оказалась потрясающая. Но я хотел тебе сказать о другом. Пойми. Олигархи сами виноваты, что оказались в столь незавидном положении, как сейчас. Потому что, помнишь, ты сам говорил, что вашим любимым занятием в течение долгого времени было лишь одно: выискивать «против кого дружить». Такая жаба друг на друга в конечном счете и привела к тому, что на вас стали смотреть лишь как на дойных коров. И вы это про-глотили...

Багрянский чуть не задохнулся от злости.

– Возможно, ты кое в чем и прав, – не мог не согласиться Духон. – Но только кое в чем. Ты просто злой циник, Лева. Какое у тебя неверие в человека! А как же твой друг Маслов, который ради всех нас подставлял свою головушку?! А как же полковник Мацкевич, который, лежа на больничной койке с очередным инфарктом, думал о том, как бы помочь нам?

– Это я циник?! – вскочил как ужаленный журналист, разлив при этом кофе. – А почему ты не вспоминаешь Багрянского? Из-за вашего «рублевского народа» я столько раз подвергал себя опасности!

– Извини, Левушка, ради бога извини, – миролюбиво произнес Духон, поняв, что в пылу спора обидел друга. Он трогательно похлопал Багрянского по плечу и улыбнулся. – Я знаю, ты тоже много пережил за эти месяцы.

– Ну, давай, Саша, глаголь дальше. Мне кажется, что тебе пора податься в проповедники, – усмехнулся журналист.

Но Духон, не обращая внимания на язвительную реплику друга, продолжал развивать свою мысль:

– В отличие от тебя и что бы ты ни говорил, я убежден, что экстремальная ситуация вокруг Рублевки обнажила в одних людях злую и подлую сущность, а в других – добрую и сильную. Так вот, рублевская эпопея показала, что добряков оказалось гораздо больше. И потом, Багрянский, я убежден, что человек, в силу не важно каких обстоятельств, открыв однажды в себе добрую сущность, уже никогда не сможет ей изменить.

– Ну вот, приехали! Философия социального оптимизма. Человек – это звучит гордо! Мы это уже проходили когда-то, – рассмеялся Багрянский. – Теперь я окончательно убедился, что вы здесь, на Рублевке, действительно подверглись воздействию психотронного оружия...

– Нет, ты дослушай, – не обращая внимания на злую иронию друга, продолжил Духон. – Если, к примеру, не умеющего плавать человека бросить в глубокую воду, то он, будучи от рождения существом водоплавающим, сразу же инстинктивно научится держаться на воде. Известно множество таких случаев. Существует даже такая методика обучения плаванию...

– Ну и что дальше?

– А дальше то, что, научившись однажды плавать или, скажем, кататься на двухколесном велосипеде, ты никогда уже не потеряешь этих навыков. Так и однажды научившись добру, мы уже не сможем стать недобрыми. Ты понял, к чему я клоню?

– Где уж нам, – усмехнулся Багрянский. – А что всетаки будет с вашим укрепрайоном?

– Послушав тебя, я понял, что надо делать. Мы зароем к чертовой матери и замаскируем, как было, этот чертов укрепрайон. Кто знает, в нашей стране вполне может статься, что кому-то другому он еще понадобится в экстремальной ситуации. В конце концов, у каждого должен быть в жизни свой укрепрайон. Ты в этом хотя бы со мной согласен? А то обижусь. Так и знай.