Укрощение любовью, или Уитни
Шрифт:
Он обзаведется не менее чем полудюжиной детишек, решил со смешком Клейтон, и все унаследуют зеленые глаза Уитни.
Все еще улыбаясь, он подписал счет от лондонского ювелира за изумрудный кулон, который надевала Уитни на балу в ее честь.
Отложив счет в сторону, он начал читать длинное послание от секретаря, просившего указаний относительно выплаты пенсии семье старого арендатора и продажи большого пакета акций судоходной компании. Под каждым пунктом Клейтон четким почерком вывел подробные инструкции.
Появившийся в дверях дворецкий осторожно откашлялся.
— К вам мистер Стоун, ваша светлость, — объявил он, когда Клейтон поднял глаза. —
— Хорошо, просите, — раздраженно выдохнул Клейтон. Для Уитни у него всегда находились безграничные запасы терпения, мгновенно иссякавшие в присутствии будущего тестя. Он едва мог выносить этого человека!
— Мне необходимо было повидаться с вами перед отъездом в Лондон, — запыхавшись, объяснил Мартин. Он поспешно пересек комнату и, не спрашивая разрешения, уселся напротив герцога. — Поверьте, нам грозят огромные неприятности, и дел? обернется как нельзя хуже, если вы немедленно не вмешаетесь.
Клейтон коротким кивком отпустил лакея, стоявшего за его стулом, и, подождав, пока тот закроет за собой дверь, бесстрастным взглядом окинул непрошеного гостя.
— О чем вы, Мартин?
— Я собирался объяснить, что возникли непредвиденные осложнения. Это Севарин. Он как раз был с Уитни, когда я уезжал.
— Но я уже говорил, что не волнуюсь относительно Севарина, — нетерпеливо бросил Клейтон.
— В таком случае вам не мешало бы побеспокоиться, и как можно скорее, — предупредил Мартин с видом одновременно растерянным и злым. — Когда Уитни было пятнадцать, она втемяшила себе в голову отбить Севарина у девчонки Аштон, и, хотя это заняло у нее пять лет — подумать только пять! — она по-прежнему с дьявольским упорством настаивает на своем! И добьется, чего бы ей это ни стоило! Помяните мои слова, бедняга уже подумывает, как бы поскорее жениться на ней! Он уже почти созрел! Господь один знает, зачем ему это нужно, потому что она точно сведет его с ума! Меня, во всяком случае, уже свела!
— Вы искренне считаете его беднягой? — с саркастическим удивлением осведомился Клейтон. — Поверьте, вкусу Севарина можно только позавидовать! Однако я уже несколько раз объяснял, что сам обо всем договорюсь с Уитни и…
Мартин вскинулся так, словно был готов вот-вот взорваться:
— Вы ни о чем не сможете договориться с ней и тем более справиться! Тешите себя этой мыслью, потому что не знаете Уитни так, как знаю ее я! Черт возьми, она своевольное упертое отродье и всегда была такой! Как только что-то заберет себе в голову, например, выйти за Севарина, — пиши пропало! — Сунув руку в карман, Мартин достал платок, нервно вытер вспотевший лоб и добавил: — Конечно, кто знает, может, для нее главное заставить Севарина сделать предложение, и тогда она, решив, что достигла цели, успокоится и навсегда о нем забудет. С другой стороны, — мрачно буркнул он, — если этой несносной девчонке в самом деле взбредет в голову выйти за него замуж, вам придется тащить ее к алтарю силой, а она на каждом шагу станет упираться! Понимаете, что я хочу сказать?
Взгляд холодных серых глаз по-прежнему ничего не выражал.
— Да.
— Прекрасно, прекрасно. Значит, необходимо так или иначе помешать Севарину сделать ей предложение, и лучшим способом будет сказать Уитни, что она обручена с вами с самого июля. Откройте это Севарину! Объясните всем! Немедленно объявите о вашей помолвке!
— Нет.
— Нет?! — недоуменно повторил Мартин.
–
Но что вы собираетесь предпринять относительно
— А что предлагаете вы?
— Я уже сказал! — в отчаянии вскричал Мартин. — Прикажите Уитни позабыть все виды на Севарина и готовиться к свадьбе!
Клейтону пришлось употребить немалую силу воли, чтобы оставаться невозмутимым:
— Мартин, скажите, были случаи, когда вы приказывали дочери сделать что-то против ее воли? .
— Конечно! Я ее отец.
Уголки губ Клейтона чуть дернулись:
— И когда вы приказывали ей, она беспрекословно подчинялась и делала все, что вы ей велели?
Мартин устало осел в кресле, побагровев от неприятных воспоминаний.
— В последний раз я потребовал от дочери повиновения, когда ей было четырнадцать лет, — признался он, явно расписываясь в поражении. — Я велел ей подражать во всем Элизабет Аштон, и через два месяца после этого Уитни довела меня своими реверансами едва ли не до смерти! Она приседала на каждом шагу, перед дворецким и кухаркой, конюхами и лошадьми! Всякий раз, когда я появлялся на пороге, она бросала все свои занятия и приседала передо мной! Все остальное время она проделывала эту идиотскую штуку со своими ресницами… ну, знаете, хлопала ими! И при этом заявляла, что выполняет мой приказ подражать этой Аштон!
— Уитни подчинится мне! — перебил Клейтон. тоном, не допускающим дальнейших возражений. — Но пока я не решу сам известить ее о нашей помолвке, никто не должен вмешиваться! Когда я сочту, что настало время, я сам приеду и все объясню. Надеюсь, вы меня поняли, Мартин?
Мартин смиренно кивнул.
— Вот и хорошо, — бросил Клейтон, берясь за очередной конверт.
— Существует еще одно препятствие, — судорожно оттянув воротничок, пробормотал Мартин. — Правда, совсем небольшое.
— Да, продолжайте, — кивнул Клейтон, не поднимая глаз от письма.
— Дело в леди Энн Джилберт! Она бредит какими-то смехотворными фантазиями относительно того, будто Уитни терпеть вас не может. Я попросил бы вас убедить ее, что вы сможете решить эту проблему.
— Но зачем?
— Слуги докладывают мне, что леди Энн рассылает письма мужу по всем европейским консульствам. Насколько я понимаю, хочет отыскать его и попросить немедленно приехать.
На мгновенно окаменевшем лице герцога отразилось такое холодное неудовольствие, что Мартин невольно вжался в кресло.
— Вы хотите сказать, что она против этого брака?
— Боже, конечно, нет! — воскликнул Мартин. — Энн Джилберт — женщина разумная, но совершенно теряет голову, когда речь идет об Уитни. Когда вы признались ей в том, что мы… сделали, и она немного оправилась от потрясения, то сама признала, что считает вас блестящей партией. Она еще добавила, что вы — самый завидный жених во всей Европе, и в Англии нет более влиятельной и аристократической семьи, чем Уэстморленды.
— Рад слышать, что леди Джилберт весьма рассудительна, — уже спокойнее заметил Клейтон.
— Но не настолько! — возразил Мартин. — Она постоянно закатывает истерики из-за того, что мы устроили все втайне от Уитни. — И горько вздохнув, добавил: — Она назвала меня жестоким, бессердечным отцом, совершенно бесчувственным и лишенным всякой жалости!
Герцог неожиданно кивнул, явно соглашаясь с таким суждением леди Энн, и Мартин, уязвленный до глубины души, гневно взорвался:
— А вас она обвинила в диктаторских замашках и деспотизме! И утверждает, что ваша репутация там, где дело касается женщин, известна всем, и отнюдь не с приятной стороны, а кроме того, вы чересчур красивы, чтобы быть верным мужем.