Укротить Чудовище. Часть 1

Кириллова Наталья Юрьевна

Больно! Особенно спиной на камень-то!

Странный протяжный свист.

Секунда полной тишины.

Глухой звук удара и волна высвободившейся энергии тяжело потекла по двору, от эпицентра до контура. Я сжалась в комочек под Ромом, вцепилась в его плечи, зажмурилась, чувствуя течение силы каждой клеточкой тела, слыша, как она с мерзким хрустом сминает все, что попадалось на ее пути, корежит, ломает, превращает камни в пыль. Земля продолжала мелко вибрировать, хотя и больше не содрогалась, точно в последней предсмертной агонии, желание немедленного призыва исчезло. Воздух стал спертым, пропитанным

пылью, вдыхать его неприятно, но все лучше, чем вообще ничего.

По крайней мере, я могу дышать, я жива, а не обратилась прахом.

Под новый грохот и нарастающий шелест волна дошла до контура, ударилась о незримую преграду, и я едва ли не физически ощутила, как он натянулся до предела, принимая на себя всю мощь заключенной в источнике силы, весь немалый вес ее, как выгнулся, словно надутый ветром парус. Заскрипел натужно, будто в судорожных раздумьях, поднатужиться в попытке сдержать силу или же расползтись клочьями, пропуская ее дальше. Грохот наконец стих, шелест перешел в очередную волну, на сей раз пыли и камешков, окативших нас и заставивших меня зайтись в повторном приступе кашля. Ром сильнее прижал меня к земле, а я на всякий случай еще и помолилась, с некоторым трудом припомнив заученные в детстве молитвы всем четырем богам сразу.

Лишним точно не будет.

Хоть бы выдержал, хоть бы выдержал…

Секунды казались часами, долгими и муторными. Энергия налегла на барьер сильнее, тот заскрипел отчетливее, наверное, сейчас этот въедливый, похожий на несмазанные петли звук услышал бы любой, даже неодаренный.

Один удар сердца, другой.

И третий — вечность спустя.

Выдержал.

Контур дрогнул и, мягко спружинив, прогнулся в обратную сторону, отталкивая волну. И сила медленно, неохотно потекла к эпицентру, пересекаясь сама с собой, возвращаясь к барьеру, расходясь кругами на воде, пока не затихла, не успокоилась окончательно.

Не знаю, сколько времени ушло на выравнивание, не знаю, сколько мы лежали неподвижно. Тонкое ощущение мира вокруг тоже постепенно таяло, вибрация прекратилась.

Наконец Ром шевельнулся, осторожно приподнялся. По шороху я догадалась — горгула основательно присыпало всем, что летало и плавало по двору.

— Дезире?

Я кое-как разлепила веки, встретила встревоженный взгляд Рома.

— Я… кажется, в порядке.

— Хорошо.

Выше припорошенной бурой пылью головы расстилалось голубое небо в редких облачках. Никакой зеленой мглы и прочих явлений неприродного происхождения. Ром встал, встряхнулся, расправил и сложил крылья. Поморщился едва заметно и наклонился ко мне, помогая подняться.

— А ты как? — спросила я. Горгульи, конечно, каменные, однако и камень может треснуть.

Или чего похуже.

— Нормально, — небрежно откликнулся Ром и добавил с кривой невеселой улыбкой: — Жить буду.

— Уверен? — а то кто этих мужиков знает? Получат кучу травм, с жизнью мало совместимых, но станут упрямо заявлять, что, мол, все пустяки и царапины, до свадьбы заживет.

— Уверен. Лорд Данмар прав: нас трудно убить.

Кстати, о Мортоне.

Мы синхронно огляделись.

От замковых руин осталась лишь груда валунов разного размера, крепостная стена обвалилась полностью и безвозвратно, попутно погребя под собой окрестные кусты,

растения, пробившиеся сквозь треснувшие плиты, исчезли под раскиданными по двору камнями, пылью и трухой.

— Леди Фреа? — позвал Ром.

Над местом, где прежде стояла Фреа, завис призрачный силуэт. Отпустив меня, Ром метнулся к нему и привидение растворилось бесследно, однако я успела заметить удовлетворенное выражение на полупрозрачном лице немолодого седовласого мужчины. Горгул же упал на колени и начал быстрыми движениями отбрасывать камни, затем бережно поднял на руки хрупкое девичье тело. Младшая леди Ренье нынче больше походила на бродяжку, заночевавшую под мостом, чем на респектабельную высокородную даму: грязная, растрепанная, рукав блузки порван, хотя видимых ран под краями ткани нет, кровавые разводы под носом и на губах, отчего те казались разбитыми и опухшими.

— Она жива?

— Жива, — Ром коснулся точки пульса на шее девушки. — Только без сознания и… — горгул опустил свободную руку ниже и вдруг отдернул.

— Что? — насторожилась я.

— Не знаю. Словно обожгло что-то… Ее надо перенести в безопасное место, осмотреть и в случае необходимости оказать помощь.

— Сможешь переместить ее домой… то есть в особняк лорда Данмара?

— А ты? Я не могу перенести сразу двоих.

— Перемести Фреа, а за мной вернешься позже, — отмахнулась я. Я-то вполне цела и стою на своих двоих, а бедная девушка еле дышит, да к тому же демоны разберут, как на ней отразилось произошедшее и что теперь вообще будет. — Не беспокойся, ничего со мной не случится. И мне надо поискать Мортона.

Ром поудобнее перехватил Фреа, выпрямился.

— Дезире, ты ведь понимаешь, что с высокой долей вероятности он мог не выжить… — голос горгула прозвучал тихо, с официальным суховатым сочувствием.

— Понимаю, — кивнула я. — Но мне надо убедиться. Иди уже.

— Я вернусь за тобой.

— Я знаю.

Ром вместе с Фреа исчез, и я осталась одна.

Еще раз огляделась.

Подобрав юбку, основательно перепачканную, в темных пятнах, — ох, полагаю, выгляжу я сейчас немногим лучше Фреа, — сделала шаг-другой, осторожно переступая через камни.

Больше никаких тел в пределах видимости.

— Мортон? Мортон!

И лишь вкрадчивый плеск реки за обрывом был мне ответом.

— –

Фреа

Правда крепка, горька на вкус, словно порция виски, выпитая залпом. Поначалу ты не можешь сделать вдох, на глаза наворачиваются слезы, в горле першит от с трудом сдерживаемого кашля, но стоит подождать минуту-другую, перетерпеть неприятные ощущения, и все разительно меняется. По телу разливается тепло, голова становится легкой и кажется, будто ты готова обнять весь мир.

Надо только подождать.

Я жду. Мне неприятно общество семьи, любое общество, вынуждающее улыбаться натянуто и болтать о всяких пустяках, когда больше всего на свете хочется посмотреть в глаза тех, кого я люблю, и спросить.

Вы знали? Вам известна правда обо мне, вашей сестре, родной и двоюродной, известно, что со мной сделали и зачем? Рассказал ли вам о том мой отец, или это тайна для всех, не только для меня?

Стараюсь не думать об этом. Не знаю, как буду относиться к Элану и Катерине, если вдруг им что-то известно.