Укус тени
Шрифт:
Он подохнет в этой гнусной конуре. Подохнет в полном одиночестве, брошенный всеми на произвол судьбы.
Покаранный за преступление, которого он никогда не совершал.
А если это правда? Если Гаэль и в самом деле…
Отчаяние впивается своими острыми клыками в его сердце.
Самое худшее — это жажда.
Бенуа кажется, что его горло заполнено сухим песком.
Кран умывальника закрыт не до конца, и из него в раковину капает
Бенуа время от времени машинально тянет на себя пристегнутую к решетке руку — как будто он может сломать этот металлический браслет, не позволяющий ему подойти к крану и утолить жажду.
Пуля, застрявшая в плече, причиняет Бенуа ни на секунду не стихающую боль. Если ему и удастся выбраться отсюда, его правая рука, наверное, на всю жизнь останется парализованной.
«Но ты никогда не выберешься отсюда, Бен… — с горечью говорит он сам себе. — Никогда…»
Уж лучше ему перестать сопротивляться и позволить жизни потихоньку покинуть его тело.
Перед мысленным взором Бенуа появляется лицо Жереми, и это ставит все на свои места.
Нет! Ему нужно бороться. До самого конца. До самой смерти. Ему нельзя сдаваться.
Нужно бороться до тех пор, пока сердце бьется и кровь течет по венам. До тех пор, пока глаза способны открываться. До тех пор, пока он может видеть солнечный свет…
До тех пор, пока он чувствует, что все еще жив.
А ведь он и в самом деле еще жив. Он помнит, как его зовут. А вот какой сегодня день — этого он не помнит. То, чего Бенуа так боялся, все-таки произошло: он потерял счет времени.
Сегодня среда? Или четверг? А может, пятница?.. Все еще тот же год или уже следующий?
Неизвестно. Бенуа старается напрячь свой полусонный мозг, но так и не находит ответа.
Он почти полностью потерял ориентацию во времени и в тех событиях, которые происходят в его жизни. Он словно бы блуждает по темному лабиринту между ледяными сталактитами и каждый раз, когда ему кажется, что путь к освобождению наконец-то найден, с размаху наталкивается на невидимую ледяную стену.
В его жизни остались только жажда, голод, холод, боль, одиночество и тоска.
Он потерял счет времени и не знает, что пребывает в этих жутких условиях уже целых семнадцать дней.
Но самое главное — он не знает, почему с ним все это произошло.
Лидия, приготовив кофе, жадно выпивает его, а затем кладет в рот анксиолитическое средство, изготовленное в виде сладенькой таблетки.
Она сегодня ночью почти не спала.
Она не спала, потому что ее уверенность в правильности своих действий становится все более и более рыхлой — наподобие старой штукатурки, которая впитала в себя слишком много воды.
Как он может так упорно заявлять, что невиновен, даже после тех пыток, которым она его подвергла? Откуда у него столько упорства?
Лидия нервно барабанит пальцами по столешнице, а ее нога то и дело подергивается.
В ее голове слышится голос. Весьма знакомый голос, который командует ею вот уже пятнадцать лет.
«Не сдавайся.
Лидия хватает медальон Орелии, висящий у нее на шее на той же самой цепочке, что и ее собственный. Она смотрит на него в течение нескольких секунд, и этого вполне достаточно, чтобы вернуть ее на правильный путь.
Сила ее пленника — в его способности лгать, в его умении манипулировать людьми… Но с ней у Лорана этот номер не пройдет. Она заставит его сказать правду — чего бы ей это ни стоило.
Потому что она знает, что Орелию убил именно он.
Потому что она должна выполнить свою задачу.
Потому что ее половина закопана в землю — закопана неизвестно где.
И эта половина ее ждет.
Гаэль снова приводят на допрос. На этот раз ее допрашивает Фабр. Один. Он предпочел не сводить больше лицом к лицу двух соперниц, понимая, что рано или поздно они вцепятся ногтями друг в друга. А это, без сомнений, вызовет большой скандал в комиссариате.
Сам Фабр тоже пребывает не в самом лучшем настроении: Гаэль, эта хрупкая на вид женщина, уже второй день упорно отказывается отвечать на его вопросы. Кроме того, сегодня утром big boss сердито отчитал его, Фабра. Не успел Фабр войти к себе в кабинет, как Моретти, возвратившийся на работу после двух выходных дней, устроил ему жуткую головомойку. Комиссар сказал, что он, Фабр, пошел по ложному пути, в чем-то заподозрив Гаэль, и что он попусту тратит время. Еще комиссар заявил, что из Парижа ему прислали никудышного полицейского и что он, Моретти, незамедлительно сообщит об этом куда надо. Однако Фабр держался стойко. Он отказался освободить Гаэль, сославшись на то, что имеется соответствующее решение прокурора… Моретти, в общем-то, не является здесь для него прямым начальником. Именно это, наверное, так сильно раздражает комиссара!
Как бы там ни было, данное расследование уже серьезно действует Фабру на нервы. Но майор, тем не менее, начинает допрос подозреваемой с абсолютно невозмутимым видом.
— Итак, мадам Лоран, ночь, проведенная в камере, дала вам возможность хорошенько подумать, — спокойно произносит Фабр.
На изящном, словно бы сделанном из фарфора лице Гаэль уже видны следы пребывания за решеткой: под глазами — темные круги, свидетельствующие о мучавшей ее бессоннице. Однако молодая женщина ничего не отвечает. Упорно продолжает играть в молчанку.
— У меня для вас плохая новость, — сообщает майор. — Прокурор дал согласие на продление срока вашего задержания. Поэтому мы можем продержать вас здесь аж до завтрашнего утра…
— Мерзавцы!..
— Ведите себя вежливо, это вам не помешает. И расскажите мне о том, что я хочу узнать у вас.
— Я не имею никакого отношения к исчезновению Бенуа. Это все, что я могу вам сказать!
Фабр засовывает руки в карманы своих вельветовых брюк и начинает ходить вокруг стола — словно хищная птица, которая летает над своей жертвой, постепенно сужая круги.