Улав, сын Аудуна из Хествикена
Шрифт:
– По душе он тебе? – спросил Ивар.
– По душе… – Улав просиял. – Если бы ты увидел ярла, ты бы этого не спрашивал. Каждый, на кого он глянет с улыбкой, готов пойти за ним куда угодно, даже если придется плыть через смрадное серное озеро в аду, Золотистые глаза его сверкают, будто яхонты. Ростом он невелик – я, почитай, на голову выше его, а в плечах широк, ровно дверь в клети, с лица смугл, волосом черен и космат. Сказывают, будто род из Турнберга пошел от королевской дочери и от медведя. У господина Алфа силы поболе, чем у десяти молодцов, а разума – чем у дюжины. И немало найдется мужчин, которые были бы рады повиноваться ему, – да, верно, и женщин таких нашлось бы немало… – засмеялся Улав.
– Правда ли, будто королева наша, как поговаривают, не прочь выйти за него замуж? – полюбопытствовал
– Откуда мне знать! – засмеялся Улав. – Но, верно, это так, ежели она и в самом деле разумная женщина, как про нее говорят. Но ежели только королева попадет в эти медвежьи лапы… настанет конец тому, чтоб женщина правила страной и государством… [ 81 ]
Ивар полагал, что это с дозволения королевы Ингебьерг Алф-ярл плавал в датских водах, бесчинствовал на берегах [ 82 ] и держал в страхе немецкие купеческие корабли, которые пытались проскользнуть на север через проливы [ 83 ].
81
…настанет конец тому, чтоб женщина правила страной и государством… – Речь идет о королеве Ингебьерг, игравшей большую роль в Норвегии после смерти ее мужа, короля Магнуса VI, когда их дети еще не достигли совершеннолетия.
82
…Алф-ярл… бесчинствовал на берегах… – Во время немирья с Данией и ганзейскими городами Алф, сын Эрлинга, вел с ними дерзкую морскую войну и потопил множество датских, немецких и фризских судов.
83
…корабли, которые пытались проскользнуть на север через проливы. – Имеются в виду проливы Каттегат и Скагеррак.
Улав сказал, что, должно быть, так оно и есть – ярл хотел вернуть королеве Ингебьерг наследство ее предков в Дании [ 84 ], а купцов немецких он решил проучить за бесчинства, кои они учинили в Бьергвине и в Тунсберге [ 85 ] в минувшем году. Но сделал он это, верно, потому, как сам того желал, а не по указу королевы. Ныне же заключено соглашение меж ярлом и датскими государственными мужами. Он должен поддерживать их в усобицах с королем данов, а взамен граф Якоб [ 86 ] и другие вельможи зажмут короля в такие тиски, что ему придется убрать лапы от имений королевы Ингебьерг в Дании.
84
…ярл хотел вернуть королеве Ингебьерг наследство ее предков в Дании… – Король Эрик Клиппинг отказался в 1284 году отдать норвежской королеве состояние ее отца, короля Эрика Плужный Грош.
85
Тунсберг – ныне Тенсберг, город у выхода из Осло-фьорда, одна из резиденций норвежских королей.
86
Граф Якоб (ум. 1310) – самый знатный из девяти вельмож, которых в 1287 году признали виновными в убийстве короля Эрика Клиппинга.
После вечерней трапезы они сидели и бражничали. Ивар стал уже поговаривать: пора, мол, и на покой; тут Улав поднялся и снял с пальца большой золотой перстень с зеленым камнем. Он показал его Ивару и фру Магнхильд.
– Узнаете вы его? Этим кольцом отец мой велел мне обручиться с ней. Как по-вашему, пристойно ли будет Ингунн взять его от меня ныне и носить самой?
Дядя и тетка сказали – да, и Улав надел перстень на палец Ингунн. Потом, достав из переметной
Когда фру Магнхильд сказала, что Ингунн пора идти к бабушке и лечь спать, Улав встал: он, мол, хочет пойти к Гриму и к Далле, потолковать с ними. Магнхильд ему не перечила.
Небо было затянуто тучами, но сквозь просветы облаков лился холодный медно-желтый свет. По вечерам уже становилось сыро, чувствовалось приближение осени.
Улав и Ингунн спускались вниз по склону среди дворовых построек. Они подошли к плетню, огораживавшему пашню; положив руки на изгородь, Улав стал смотреть вокруг. Спелая пшеница светилась белым светом под свинцово-серым небом; внизу, тихий, лежал залив, отражая сгущавшуюся мглу; на другой стороне иссиня-черная, поросшая лесом горная гряда сливалась с берегом.
– Какое это все родное, норвежское! – тихо сказал Улав. – Узнаю страну норвегов! Все так, как обычно бывает у нас по осени. В Дании же ветры дуют почти всегда.
Полуобернувшись к девушке, Улав обнял ее за плечи и притянул к себе. Глубоко вздохнув от счастья, она тяжело оперлась на него. Наконец-то она почувствовала себя дома, наконец-то она в его объятиях. Улав сжал в ладонях ее лицо, откинул назад волосы и поцеловал впадинки на висках.
– Прежде здесь, у корней волос, были кудряшки, – шепнул он.
– Я так сильно расчесываю волосы, – тихо сказала она, – что счесала завитки… Когда они сняли с меня головную повязку, я стала заплетать косы как можно туже…
– Да, теперь вспоминаю – ты ходила в повязке всю ту зиму в Хамаре!
– Тебе досадно, что я поддалась им и… сняла повязку?
Покачав головой, Улав чуть улыбнулся.
– Я почти забыл о том; когда я думал о тебе, ты мне виделась всегда такой, какой была во Фреттастейне.
– Скажи, очень я переменилась с той поры? Как по-твоему? – боязливым шепотом спросила Ингунн. – Очень уж я подурнела?
– Ничуть! – Он крепко сжал ее в объятиях.
С минуту они постояли, тесно прижавшись друг к другу. Потом он отпустил ее.
– Пора идти в дом. Скоро стемнеет… – По-прежнему стоя на месте, он гладил ее косы, наматывал их на запястья и, чуть отстранившись от Ингунн, раскачивал ее взад и вперед.
– И какая же ты раскрасавица, Ингунн! – пылко сказал он.
Потом он снова отпустил ее, засмеявшись странным, коротким смешком. И вдруг спросил:
– Ты уже более года не видала Арнвида?
Ингунн ответила, что так оно и есть.
– Я бы охотно повидался с ним на сей раз. Он ведь единственный друг, который был у меня в юности, кроме тебя. Позднее, когда входишь в лета и сближаешься с людьми, дружба уже совсем не та.
Ему был двадцать один год, а ей двадцать, но ни одному из них и в голову не приходило, что они слишком юны для таких речей. На диво много событий произошло с ними обоими с тех пор, как они перестали быть детьми.
Сразу же после этих слов Улав повернулся и начал подниматься вверх по склону; Ингунн шла за ним следом по узкой тропе меж хлевами. Грим и Далла сидели на каменном порожке у дверей одного из них. Старики не помнили себя от счастья, когда Улав остановился подле них. Спустя некоторое время он вытащил из кошеля, висевшего на поясе, немного денег и дал им – радости их не было конца.
Ингунн стояла, прислонившись к стене хлева, но никто с ней не заговаривал. Когда же она поняла, что Улав, как видно, хочет посидеть здесь часок со старыми слугами, она пожелала всем спокойной ночи и пошла назад, в бабушкин дом…
Улав пробыл в Берге пять дней, на шестое утро сказал, что вечером должен поехать верхом в Хамар, потому как там обещали ему, ежели он прибудет в город рано поутру, перевезти его на лодке в Эйдсволл. Он очень подружился с Иваром и Магнхильд, а все в усадьбе говорили: Улав, мол, сильно возмужал за те годы, что провел в заморье. Но им с Ингунн не доводилось часто беседовать друг с другом.