Улей
Шрифт:
Он размыкает губы, чтобы вывалить на нее все свое недовольство, когда замечает на бледной щеке неровное красноватое пятно и полоску-трещинку в уголке губ. Обескуражено прослеживает за тем, как девушка выдавливает на указательный палец горошинку консилера и неторопливыми движениями размазывает ее по следам чьей-то тяжелой руки.
— Откуда… Это он сделал? — сам того не замечая, выдыхает свою злость вместе со словами.
— Конечно, нет, — холодно отрезает Исаева.
Адам долго смотрит на девушку, и не видит в ее лице ни одной ярко выраженной эмоции, но он нутром чует, что она
А Ева только того и добивается, что пытается возбудить его интерес. Она не скрывает последствий отцовского гнева.
Напротив.
Нарочито изобразила боль от его неосторожных касаний. Намеренно смазала консилер по дороге в туалет. Умышленно не закрыла за собой дверь.
Исаева способна затронуть его темноту. И она это сделает, даже если ей придется прилюдно срывать корки со своих ран и обнажать свои шрамы.
Титов сам виноват. Он ворвался в ее личное пространство и узнал многое из того, что неизвестно более ни одной живой душе. Именно поэтому Ева решила использовать его преступные методы против него самого.
Прикрывая свои грешные и лживые глаза, девушка драматически вздыхает.
— Ты же не станешь вдруг сдувать с меня пылинки? Не разочаровывай меня, Титов.
— Не стану. В конце концов, какое мне дело до того, какой крест ты несешь? Это твоя жизнь, Эва.
Она так сильно цепляется за столешницу, что слышит хруст суставов своих пальцев. Снова встречается с Адамом взглядом, находя в зеркальной поверхности изобличительные функции. В своих глазах видит взволнованный блеск, в темных омутах Титова замечает призрачный диспаритет [18] его эмоций и слов.
18
Диспаритет — неравенство, нарушение принципа эквивалентности, равной выгоды в финансовых, экономических взаимоотношениях: валютный диспаритет, ценовой.
«Совсем скоро, милый Адам, не будет и секунды, чтобы ты не думал обо мне».
— Верно. У каждого из нас своя ноша. Но я знаю, беспощадный мой, твоя тоже тяжка.
Он шумно выдыхает воздух через нос и кривит губы в кровожадной улыбке.
— Жду не дождусь твоих слез, любимая моя гадина.
У них нет никакого уважения к чувствам других людей. И уж точно у них нет уважения друг к другу.
Исаева затягивает свою броню плотнее и мысленно освежает в памяти различные обидные слова, которые она может ему сказать. Но Титов неожиданно выходит из ванной комнаты, оставляя ее давиться накрученным внутри себя негативом.
Лишь несколько секунд она всерьез размышляет о безопасном и скучном варианте развития дальнейших событий — возвращении домой. И сразу же отвергает его, осознавая, что она все еще не готова покинуть Адама.
Ей нужно увидеть его еще раз. Всего один раз.
Бросив в зеркало последний взгляд, берет сумочку и идет в противоположную от выхода сторону. Находит Титова в кругу большой шумной компании. Парни и девушки сидят прямо на полу, и вертят по гладкой поверхности низкого столика пустую бутылку.
— О, Исаева!
Титов награждает друга суровым взглядом и отворачивается. Он мастер по части притворства. И сейчас он делает вид, будто не хотел, чтобы Ева следовала за ним.
Меньше всего ей сейчас хочется играть в эту глупую детскую игру, но Адам зажигает внутри нее пламя, и ей, по каким-то причинам, необходимо сделать с ним то же самое.
Скользит по нему наглым взглядом.
Сегодня Титов пьет водку. Не закусывая. Опрокидывает стопку и глотает.
И это циничное зрелище Еву волнует. Она ощущает дрожь внутри себя. Чувствует непонятно откуда возникшее примитивное сексуальное возбуждение.
«Боже-Боже… Какой пи*дец…»
Но, вопреки ожиданиям, эти ощущения ее не пугают. Только слегка шокируют, и даже забавляют.
Опрокинув очередную стопку водки, Адам, без какой-либо показухи, слизывает ее остатки с губ, но Ева стопорится на них взглядом. Подвисает.
Если бы она могла об него разбиться, без сожаления бы это сделала. Ей давно пора. А после сегодняшнего решения отца все ее сомнения приобрели резкие очертания.
Умереть вовсе не страшно.
У нее есть три месяца, чтобы прожить целую жизнь. Уже не рассчитывает на хэппи-энд. В конце концов, он оставляет чувство незавершенности.
Исаева оставит после себя жирную точку.
Спустя несколько «французских» поцелуев, горлышко бутылки указывает на Еву, и глаза Титова вспыхивают мрачным блеском. Он злится, и ей это нравится.
Картинка расплывается у Адама в глазах. И, пора признать, виной тому не алкоголь, а высокая токсичность Исаевой, умеющей дестабилизировать любую ситуацию. Иначе он бы давно «довольствовался» любой другой девчонкой, находящейся в этой комнате. Но, на самом деле, Титов на других даже не смотрит. И сейчас он не хочет искать оправданий тому, что Ева ему нравится.
Хочет смотреть на нее. Бесконечно.
Хочет ее трах*ть. И ее бл*дские губы тоже — трах*ть.
Между порывами привычного безразличия и отборного мата Адам приказывает Еве остановиться. Не касаться другого. Не целовать его.
Чувствует, как что-то внутри него обрывается, когда она расчетливо улыбается и обрывает их зрительный контакт, устремляя свой взгляд на перегибающегося через стол парня. Адам замирает. Его диафрагма словно бы не в состоянии приподнять легкие, чтобы он сделал вдох.
Исаева смотрит на того, с кем ей предстоит целоваться. Не знает даже его имени, но в данную минуту ее это нисколько не волнует. Она буквально подпрыгивает вверх и, обхватывая парня за шею, с напускной горячностью прижимается своими губами к его рту. Тут же ощущает ответное давление со стороны незнакомца и, улавливая движения его губ, впускает в свой рот его язык. Чувствует насыщенный привкус алкоголя и сигаретного дыма. Приветствует порхание шаловливых бабочек внизу своего живота. Только причиной их пробуждения служит отнюдь не тот, с кем она так страстно целуется. Виновником ее возбуждения выступает Адам. Его имеющий физический вес темный взгляд. Именно он оставляет на ее теле обжигающие следы.