Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени
Шрифт:
— А как же образовались дыры в подшивках?
Пожимают плечами:
— Недосылали,
При таких жестких правилах рассылки? Верится с трудом.
— Ну, значит, повытаскивали недобросовестные исследователи.
В отделе спецхранения? Где за каждым посетителем следил не один внимательный глаз? Да и незаметно, чтобы что-то вырывали из подшивок с плотно прилегающими добротными переплетами. Никаких оторванных кусочков бумаги, никаких иных следов.
А во мне все сильнее разгорается исследовательский зуд. Хотя, казалось бы, зачем это лично для меня теперь, столько десятков лет спустя, нужно?
Дух майора Пронина руководит моими действиями?
Долго раздумываю над ситуацией. Возникают кое-какие догадки. Так, мало чего значащие и, скорее всего, никуда не ведущие.
Возвращаюсь
— Зоя, когда ты работала секретарем-машинисткой в отделении у Гуркина, куда сдавала корреспонденцию на верха?
— Последнее время в отдел фельдъегерской связи при Контрольной комиссии по Венгрии. А что?
— Ну, расскажи, пожалуйста, подробнее.
— Да какие тут могут быть подробности! — удивляется жена. — Первые месяцы ходила с пакетами в отдел советского посольства в переулке Байза. А там комната с двумя приемными оконцами. Подходишь и сдаешь по описи запечатанную корреспонденцию. Правда, иногда приходилось ждать часами, перед тобой длиннющая очередь, особенно когда стали расти, как на опаре, всякие советско-венгерские смешанные общества: «Боксито-алюминий», «Дунайское пароходство»... Но тогда я пошла на хитрость, — улыбается Зоя. — Ждать долго не хотелось, да еще с пудовым грузом пакетов на руках. И я сделала открытие: рядом еще комната, но только с одним приемным окном, а на месте приемщика солдат-фельдъегерь. Только для секретной и совсекретной корреспонденции. И тогда по тем дням, когда приходилось выстаивать длинную очередь на сдачу, например перед выходными, на лицевой стороне обертки пакета я писала шифр «00» и рядом нашлепывала круглую печать отделения. Это значило, что корреспонденция проходит по грифу «Совершенно секретно» и подлежит сдаче в маленькой комнате. А там почти никогда никого не было.
Стоп, стоп, стоп!.. Уж не вышел ли я на путь решения загадки черных дыр?
Да нет же! Все, о чем рассказала жена, происходило ведь не в Вене, а в Будапеште. И к газете «Эстеррайхише цайтунг» никакого отношения не имеет.
Радужная надежда моментально тускнеет. Тайна истерзанных газетных подшивок в Ленинке по-прежнему остается непроницаемой, как небо ненастной осенней ночью.
И тут, как нередко бывает, когда теряешь уже последние крохи надежды, вдруг возникает светлый луч.
Мне он явился во время очередного вояжа в Москву в виде бывшего майора, а теперь подполковника в отставке Евдокимова, начальника издательства газеты, карела со светло-голубыми льдинками глаз, в глубине которых поблескивали неугасимые смешинки. Встретил я его случайно на улице Горького, где обычно и происходят самые неожиданные встречи. Оба мы обрадовались друг другу, даже обнялись, хотя прежде не были в таких уж близких отношениях.
— Ну, как там, в газете, двигалось дело без меня?
— А знаешь, — ответил Евдокимов, — я ведь тоже вскоре вслед за тобой отбыл на родину. Так что доложить мало о чем могу. После того шумного партийного собрания, когда придурка Трошу из партии вытурили... Ах да, это ведь было уже без тебя...
Вспомнил я сразу Трошу, гвардии Митрофана, как он себя торжественно называл. Олуховатый, нескладный парень из глухой приволжской деревеньки, он, как член партии, был направлен в хозотделение редакции на замену нескольких демобилизованных по возрасту солдат. Малограмотный, но невероятно любопытный, он постоянно влипал в какие-то смехотворные истории с австрийцами, среди которых он, ни бельмеса не понимая по-немецки, тем не менее пытался вести политическую разъяснительную работу, считая это своим долгом члена партии. Над ним дружно потешалась вся редакция, о его выходках рассказывали анекдоты.
Тем не менее общепризнанный придурок Троша всегда был себе на уме и собственной выгоды не упускал...
— Из партии? — удивился я. — Такого ревностного воителя за коммунистические идеи? За что же его поперли?
И тут блеснул тот самый обнадеживающий светлый луч. Оказывается, не одна моя ближайшая родственница в Будапеште додумалась отсылать в Москву обычные пакеты секретной фельдъегерской связью.
В служебные обязанности Троши входила посылка вышедших номеров газеты «Эстеррайхише цайтунг» в Главное Политическое управление Красной Армии,
И доигрался: исключили из партии за обман командования и отправили с выговором по служебной линии дослуживать срок в войска.
Теперь в истории с газетными подшивками для меня многое прояснилось. Те обязательные экземпляры «Эстеррайхише цайтунг», которые поступали в Москву обычной служебной почтой, без грифа «Совершенно секретно», регулярно отправлялись из ГлавПУра в Ленинку и исправно занимали положенные им места в подшивках.
Иначе сложилась судьба экземпляров газеты, посланных из редакции в пакетах с проставленным на них исключительно для удобства отправителя гвардии Митрофана шифром в виде двух совершенно секретных нулей.
Либо их из министерства обороны в Ленинку вовсе не отправляли, считая, что тайное сбережется гораздо надежнее в недоступных стенах высшего военного учреждения страны, чем в публичной библиотеке, пусть даже такой, как Ленинка.
Либо же «совершенно секретные» экземпляры «Эстеррайхише цайтунг» в Ленинку все-таки попадали, но только на особые полки спецфондов, навсегда отлученные от подшивок точно таких же газет, не удостоенных Митрофаном высокой чести считаться секретными.
В том или другом случае «секретные» публичные газеты, расходившиеся сорока- или пятидесятитысячными тиражами по всей Австрии, скорее всего были уничтожены при недавней чистке секретных и иных закрытых фондов от всякого ненужного (или, наоборот, очень даже нужного), но нежелательного для огласки мусора.
Вот так и возникли «черные дыры» в подшивках газет, выпускавшихся нашей армией для австрийского населения. За много лет никто из военных и штатских чиновников не дал себе труда хотя 6ы ради любопытства развернуть страницы «совершенно секретных» объектов в виде ежедневных публичных газет и определить, какие же такие великие тайны содержатся в них. В результате ценнейшие неповторимые документы прошлого утеряны для истории навсегда.
...На каком-то этапе своей богатой зигзагами карьеры майор Пронин обронил фразу о том, что практически раскрытию поддается любое, даже самое хитроумное преступление. Кроме, пожалуй, одного: совершенное человеком со слабо выраженными извилинами в мозгу.
История с искалеченными подшивками из Ленинки лишний раз подтверждает: против лопухов, дураков и равнодушных служак бессилен порой даже самый изощренный ум.
СЛОВО О ПОДРАЗДЕЛЕНИИ ИГОРЕВЕ
Я родился весной 1951 года (точной даты не помню) в газете «Защитник Родины» Пятой гвардейской танковой армии под командованием маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова.
Родился как газетчик. И сразу в должности корреспондента-организатора.
Тут же после рождения, еще голеньким и неумехоньким, был брошен на дежурство по номеру. Вообще-то должность ответственная, но не в такой газете, как «Защитник Родины». Здесь каждый человек был на своем месте, делал все, что ему положено делать по штату, и еще капельку сверх того. Дежурному оставалось только носиться из редакции в типографию и обратно и следить, чтобы полосы продвигались четко по графику. Даже вылавливание блох не входило в обязанность дежурного. Для этого назначался еще один работник редакции, как правило, из самых ответственных и опытных — свежая голова.