Улица младшего сына
Шрифт:
Крупный, еще живой бычок выскользнул из рук Евдокии Тимофеевны в лоханку и заплескался в ней, разбрызгивая воду по всей кухне.
— Ой, что это вы говорите такое, Алевтина Марковна?
— Поздравляю! Я так и знала, что он ко всему еще и наврал. Мне просто интересно было проверить. Он мне клялся, что вы знаете. Конечно, вы ничего и не слышали об этом?
— Куда же это он?..
— В научную экспедицию, говорит. На раскопки отправился. Ему, изволите видеть, необходимо Митридат с того боку разглядеть, отсюда ему мало!
— Господи, да что
— Меня, главное, возмущает эта наглая ложь! И он еще, знаете, имеет дерзость отрицать. Вы бы только слышали, как он со мной разговаривал! Вы его недопустимо разбаловали, Евдокия Тимофеевна. Не мое дело вмешиваться в чужое воспитание, но если вы хотите послушаться доброго совета, то я вам скажу любя, по-соседски…
Но Евдокия Тимофеевна не слушала ее:
— Погодите, Алевтина Марковна… Погодите говорить! У меня и так голова кругом… Ведь он мне что-то сказал, когда утром уходил. Ей-богу, что-то сказал. Вот и вспомнила! Ну да, конечно, я на базар шла, а он к товарищам отпросился, к Кругликову, а потом подошел да и говорит: «Мама, как вернешься с базара, посмотри там у меня на столе, я тебе кое-что оставил, так ты обязательно погляди». А я, признаться, думала, опять какую-нибудь машину сообразил или корабль. Он уж меня прямо извел ими! Поглядеть надо…
Она торопливо прошла в комнату, где стоял Володин стол. Необыкновенный порядок царил сегодня на нем. Все было прибрано. Ни стружек, ни сора, ни обрывков картона, ни лужи от клея. Все стояло на местах: модели, банки с красками. Книги были сложены стопочкой, инструменты убраны в ящик, а посредине стола лежала уголком засунутая под линейку четвертушка бумажного листа с крупно выведенными буквами. Боясь почему-то взять записку в руки, Евдокия Тимофеевна нагнулась и прочла:
«Дорогая мама! Пожалуйста, не волнуйся. Я с ребятами поехал смотреть Митридат с обратной стороны. Это видно в Феодосии. Деньги на билет я взял из своей копилки. Володя».
Алевтина Марковна, любопытствуя, заглядывала через плечо. Потом она обернулась к комоду, где стоял на прежнем месте заяц, схватила его, заглянула под донышко в черный пролом, потрясла.
— Плакали денежки, адью!.. А я-то, наивная, подарила ему, рассчитывала, что это как-то повлияет, остепенит…
— Что же мне делать-то теперь? Побегу на вокзал! — сказала Евдокия Тимофеевна.
Она быстро собралась, заперла комнату, отдала ключ Алевтине Марковне, наказала, что передать Валентине, бросилась к дверям, на пороге обернулась и сказала:
— А все-таки, Алевтина Марковна, ведь не соврал!
Начальник вокзала сказал Евдокии Тимофеевне, что ближайший поезд на Феодосию отправится не раньше чем через пять часов. Он посоветовал обратиться в милицию и сам отвел туда совершенно растерявшуюся женщину. В милиции спросили, как зовут мальчиков, каковы они на вид, велели заполнить длинную анкету, написать заявление и обещали
Евдокия Тимофеевна осталась ждать поезда.
— Ваши билеты! — повторил контролер в узких железных очках.
Володя в страшном волнении предъявил три билета.
— А кто с вами? — спросил контролер.
— Вот они.
Володя указал на проснувшегося разом Кругликова и на Донченко, который дремотно взирал на мир.
Контролер внимательно и, как показалось Володе, с большим подозрением оглядел поверх очков всех троих. Потом он взял билеты, расправил их веером, держа в пальцах, так карты, посмотрел через них на свет и, тщательно сложив вместе, смачно прокусил все три билета сразу огромными зубастыми щипцами, после чего вернул билеты Володе и заглянул под лавку.
Когда контролер ушел, мальчики облегченно вздохнули.
— Чуть не придрался, — сказал Кругликов.
— Видать, что волокитчик, — решил Володя. — Такому только попадись!.. А у нас все в порядке, нам что…
Когда поезд прибыл в Феодосию, Володя прежде всего повел своих товарищей в буфет. Там все трое сели за стол и почувствовали себя настоящими мужчинами и путешественниками.
К ним долго никто не подходил. Ко всем другим столам подходили, а мимо них официанты проходили, словно не замечая. Тогда Володя выгреб из кармана оставшиеся у него деньги и сложил кучкой на столе, чтобы все убедились, какие богатые пассажиры прибыли наконец в буфет станции Феодосия. Но вид несметных Володиных богатств тоже не прельстил тощего, прыщавого официанта, который уже в пятый раз проносился мимо мальчиков, уснастив пальцы обеих рук, как чудовищными перстнями, ручками тяжелых граненых кружек, полных янтарного пива.
За соседним столом двое только что подсевших командированных в стоящих коробом брезентовых плащах с капюшонами, положив на колени туго набитые портфели, нетерпеливо оглядывались. Они, наверное, тоже ждали официанта. Потом один из них поднял латунную пепельницу и постучал ею о тарелку, на которой стоял горшок с хилой гортензией. К ним сейчас же подлетел официант.
Тогда Володя тоже взял пепельницу и забарабанил ею о тарелку.
— В чем дело, мальчик? Что за стук?
Шаги и голоса в этом зале отдавались где-то под потолком, и мальчикам показалось, что и голос прозвучал отткуда-то свыше. Но наконец и к ним подошли.
— Пожалуйста, дайте нам две… — Володя посмотрел на отложенные в сторону деньги, — нет, три булки и порцию халвы.
— Еще что пожелаете?
Володя был крайне польщен, что с ним говорят на «вы» и так вежливо. Он готов был из благодарности заказать все, что виднелось за стеклом буфета, но, покосившись опять на деньги, выложенные возле пепельницы, отвечал:
— Больше ничего не пожелаем.
Когда они выходили из вокзала, к ним подошел милиционер.
— Долго себя ждать заставляете! Где пропадали? — сказал он.