Улица Пратер

Кантор Жужа

— Очень мило с твоей стороны, — выпалил он между двух свистков.

Лазар пожал плечами.

— У меня абсолютно нет времени…

Все засмеялись. Уж этот Профессор! Вечно вставляет иностранные слова, к месту и не к месту.

— Абсолютно катись отсюда. Сматывайся, и побыстрее! — скомандовал Длинный.

Лазар опять пожал плечами, потом подошел к Панни.

— Ты меня поняла, да?

— Конечно, — ответила та, — иди спокойно.

И Лазар пошел, не торопясь, вперевалочку.

Раза два он обернулся и помахал на прощание рукой, а потом совсем скрылся из виду.

Дул колючий февральский ветерок. Панни поправила шарф. Обидно все-таки. Если кому-то действительно некогда, так он вообще не придет. В конце концов, все прекрасно знают, что надо собирать лом и бумагу, что их класс здорово отстает от других, даже у пятиклашек дела обстоят лучше. Когда захотим поехать на экскурсию, то на какие деньги? Небось поехать на экскурсию никто не откажется, а в кассу деньги собирать не упросишь.

В четверть четвертого явилась Гизи. Ей, как видно, ж в голову не пришло, что она опоздала. С самым безмятежным видом она подошла к тачке и сразу спросила:

— Пошли?

На ней были брюки и полосатое пальто. А на голове ничего. Только копна черных волос. Она подняла голубые глаза на Панни:

— Кого мы ждем?

Никто не сказал ей ни слова упрека. Главное, что она уже здесь. Актрисе все можно. Гизи — «звезда» драмкружка, игравшая множество ролей. Ходит она величаво, плавно, с высоко поднятой головой. Нижняя губка у нее слегка выпячена. Гизи знает, что она красавица, более того, считает себя центром Вселенной.

— Ну, тронулись!

Панни согнала Андраша Чонта с тележки, Длинный поплевал на ладони и ухватился за дышло. Остальные стали подталкивать тележку сзади. Ветер все усиливался, и ребята вдруг побежали, помчались наперегонки с ним. Корзина металась в тележке, грозя вот-вот слететь. Длинный залихватски свистел.

— Не зверей, Длинный!

А что, неплохо вот так разок! Всей ватагой неслись они прямо на прохожих. Тележка вдруг накренилась, корзинка все-таки слетела, и ветер погнал ее по мостовой. Ничего, когда будет полной, не свалится!

Прошло немало времени, пока они наполнили тележку разными железяками, а корзинку — старыми газетами и оберточной бумагой. За это время они успели обойти три больших дома и два магазина и здорово устали, но настроение у всех было хорошее. Теперь они двигались медленно и не галдели. Тележка скрипела, железо на ней дребезжало. Коренником был по-прежнему Длинный. Одна кастрюля вдруг упала, Длинный обернулся.

— Вы что, не можете повнимательней? Пошевеливайтесь, я стоять долго не собираюсь.

Рядом с тележкой, засунув руки в карманы, стоял Герцог и спокойно смотрел на свалившуюся кастрюлю.

—

Ну что ты бесишься? Сейчас кто-нибудь поднимет. Чонт или Гизи. Да ты и сам можешь поднять, — не торопясь проговорил он.

— И ты, между прочим, тоже! — заорал вконец обозленный Длинный.

— Вот еще, он же Герцог, — засмеялась Гизи и откинула назад прядь черных волос. — Он боится испачкать свои великолепные джинсы!

— Оставьте в покое мои джинсы! Что плохого, если я не люблю ходить грязным?

Длинный даже покраснел от гнева.

— Не мели языком! Поднимай живее кастрюлю!

Герцог внимательно рассматривал свои ногти.

— Ну вот, так и знал. Ноготь на среднем пальце сломался…

— Перевязать? — И Длинный с угрозой двинулся в его сторону.

Панни торопливо подняла кастрюлю. Не хватало еще драки! Водрузив ее поверх металлического хлама, отчего загремела вся куча, Панни сказала:

— Можем трогаться!

Но никто не шелохнулся. Никто.

— Ничего, — проговорил Герцог, — успеем. Давайте передохнем. Я здорово устал.

Гизи неожиданно поддержала его:

— А что, мы и так достаточно поработали! Лазар вон сидит себе на курсах.

Она сказала таким тоном, будто это только сейчас пришло ей в голову, и уселась на перила, отгораживающие тротуар от мостовой.

— Мог бы и на другой день перенести, — заявил Чонт, — или пропустить. Я тоже три раза в неделю хожу в секцию, а все-таки пришел.

— Ему каждый день надо что-нибудь учить, — вступилась за Лазара Панни, хотя и была зла на него. — Он там загружен по горло. Потому и не пришел.

Чонт потянулся, разминая уставшие ноги.

— А Кочиш? Почему он не пришел?

Наступила тишина. Длинный, усмехнувшись, объяснил:

— Он обиделся. На меня и на Гизи. Может, еще на кого-нибудь. Это его дело. Я из-за него сегодня единицу по истории схватил, так он мне подсказывал.

— И он же еще и обиделся?

— Да. А с нами решил не знаться, собирает в одиночку.

Длинный тоже пристроился на перилах.

— Ха-ха-ха, — сказал насмешливо Герцог, — дайте мне платочек поплакать! — Он присел на край тележки.

Андраш Чонт прислонился к афишной тумбе и, сняв ботинки, вытряхивал из них песок.

— Кочиш и на меня зол, — вставил он, — потому что на днях я ему пару раз врезал.

— Ничего удивительного, — размышлял вслух Длинный. — Тони первый полез. Он вечно лезет на рожон.

Герцог сосал больной палец.

— Тони всегда лезет в драку, — пробормотал он, — и всегда получает. Так ему и надо. Лопоухий воображала…

Гизи засмеялась.

— Лопоухий?

— Да, лопоухий. — Герцог устроился поудобнее.