Улица Пяти Лун
Шрифт:
Я заинтересованно уставилась на лампу в стиле барокко. Надежды, что продавец бросится мне на помощь, я не питала: его профессиональные способности оставляли желать лучшего. Так и есть! Окинув меня равнодушным взглядом, он прошел в дальний конец помещения, где и уселся с невозмутимым видом. Я неторопливо направилась туда же, оглядывая выставленные товары, — случайная покупательница, и только. Наконец я подняла на него глаза и чарующе улыбнулась:
— Buon giorno.
— Доброе утро, — буркнул он по-английски.
Я ждала продолжения — стандартной любезности торговца, какой-нибудь вежливой фразы, — но продавец помалкивал. Откинувшись
Не обязательно было услышать характерный рубленый говор, чтобы понять: передо мной англичанин. Чай и печенье, обнаруженные ночью, уже навели меня на мысль, что лавкой заправляет представитель именно этой славной нации. Да и внешность не оставляла сомнений. Продавец напоминал лорда Питера Уимси [10] : светлые волосы, бледная кожа, не тронутая южным загаром, легкое презрение, сквозящее в манерах. Нельзя сказать, чтобы у него был такой уж большой нос, но этот орган, казалось, занимал все лицо. Хотя продавец сидел, а я стояла, благодаря этому надменному носу создавалось впечатление, что его обладатель взирает на меня сверху вниз.
10
Сыщик-аристократ из детективов английской писательницы Дороти Сейерс.
— Боже мой, — пискнула я, пошире распахивая глаза. — Как вы узнали, что я американка?
Улыбка стала шире.
— Дорогая моя! — процедил англичанин и опять замолчал.
Меня охватило желание отмочить что-нибудь такое, что смахнуло бы эту мерзкую презрительную улыбочку. Например, спросить, не торгуют ли они древнеегипетскими драгоценностями. Но я мужественно совладала с соблазном. Несмотря на благовоспитанную наружность, что-то в этом человеке подсказывало: с ним надо держать ухо востро. Руки, небрежно сцепленные на колене, были ухоженными, как у женщины; пальцы длинные и тонкие — такие еще именуют пальцами музыканта, хотя у большинства известных мне музыкантов руки, как у водителей грузовиков.
Я принялась нести вздор: мол, хочу сделать подарок жениху, который обожает старинные вещицы. Пока я плела эту чушь, холодные голубые глаза англичанина весело прищурились. Он махнул холеной рукой:
— Ну так выбирайте, вас никто не торопит. Если понравится какая-то штуковина, волоките сюда, и я вам все о ней расскажу.
— Спасибо. Можете не вставать, сэр.
— Я и не собирался.
Похоже, мне тут ничего не светило. Я раздумывала, что же предпринять дальше, когда из подсобки донесся шум. Поскольку Колизей находился всего в нескольких кварталах, на ум пришли львы и ранние христиане. Грохот, вопли, рычание...
Рычание...
Из-за занавеса, отделяющего зал магазина от задних помещений, вылетело какое-то существо и кинулось прямо ко мне... Доберман! Нет-нет, я о нем вовсе не забыла, просто мне и в голову не пришло, что днем он тоже болтается в лавке. И уж я точно не брала в расчет, что у моего нового приятеля такой острых слух и такая хорошая память...
Повинуясь какому-то смутному побуждению, я ухватилась за лампу в стиле барокко и упала. Лампа была тяжелой, но мне удалось сдвинуть ее с места, и она рухнула с полки с чарующим грохотом. Англичанин подскочил, изрыгая проклятья.
Лежа на спине, я извивалась и верещала во весь голос, а старый знакомый
— Помогите! Помогите! Спасите! Уберите пса, он загрызет меня! Он вцепился мне в шею!!!
Я скосила глаза. Англичанин двинулся в мою сторону, так аккуратно и неспешно переставляя свои английские ноги, словно на прогулке по Гайд-парку. Он что, не собирается спасать меня от разъяренной собаки Баскервилей?! Похоже, не собирается... Англичанин поднял лампу, нахмурившись, внимательно осмотрел и лишь потом оттащил в сторону пса. Он сделал это без каких-либо усилий, хотя животное весило килограммов сорок. — Значит, в шею, говорите? — презрительно вопросил он. — Вставайте, юная леди, и вытрите лицо. Вы повредили очень ценную лампу. Бруно!
Я решила, что он обращается к собаке, ибо бедное животное тут же рухнуло у его ног и съежилось от страха. Но Бруно оказался человеком, смуглым верзилой жуткого злодейского вида. Он ворвался в комнату, размахивая тяжелой дубиной. Англичанин успел перехватить грозное оружие, когда Бруно уже собирался опустить его на спину собаки.
— Остановись, тупица! — рявкнул он по-итальянски.
— Но эта свинья убить может! — огрызнулся Бруно. — Помнишь, как она напала на меня и порвала рубашку...
— Умный песик. Говоришь, порвал твою рубашку? Значит, у него отличный вкус. — Быстрый взгляд в мою сторону. — Оставь собаку в покое, кретин! Американцы помешаны на животных; если ты не успокоишься, эта дамочка натравит на нас полицию.
Слово «cretino» считается в итальянском особенно обидным оскорблением. Небритые скулы Бруно потемнели, глаза сузились, но через мгновение он пожал плечами, опустил палку и щелкнул пальцами:
— Ко мне, Цезарь!
Пес неохотно последовал за ним, согнув лапы и волоча брюхо по полу. От этой картины у меня сжалось сердце. Во время перепалки (я, разумеется, делала вид, что не понимаю ни слова) лицо англичанина хранило полную бесстрастность, и моя неприязнь к нему сменилась отвращением. Обычно англичане любят собак. Очевидно, на этот раз я столкнулась с каким-то уродом, вырожденцем. Как пить дать, криминальный тип!
Я с трудом поднялась на ноги — никто из мужчин и не подумал помочь — и отряхнула пыльную юбку.
— Лампа, — надменно произнес англичанин, холодно взирая на меня.
— Мои ребра, — так же надменно ответствовала я. — Только не надо нести вздор о том, что я должна заплатить за лампу. Считайте, что вам повезло, если я не подам на вас в суд. Как можно держать в доме такое опасное животное?
Некоторое время он молча стоял, сунув руки в карманы безупречно скроенного пиджака. О, этот субъект прекрасно владел собой! Секунды шли, и у меня возникло неуютное ощущение, будто в золотоволосой голове невозмутимого островитянина роятся самые разные мысли, в том числе и неприятные, а то и опасные для меня...
— Вы совершенно правы, — наконец процедил он. — Я должен принести извинения. Честно говоря, одних извинений с нашей стороны будет недостаточно. Думаю, вас нужно показать врачу, дабы убедиться, что вы ничего не повредили.
— Нет-нет, все в порядке, — поспешно отказалась я. — Со мной все хорошо, я не ранена, просто небольшое потрясение.
— Но ваша одежда!
Да что это с ним такое? Откуда такая заботливость? Я во все глаза смотрела на обаятельного молодого человека, которым вдруг обернулся высокомерный грубиян. Англичанин расцвел в улыбке, сверкнув ровными зубами.