Улица Райских Дев

Вуд Барбара

– Ибрахим исцелится, – сказала Марьям, – Божьей милостью. – Последние слова она произнесла на иврите: Марьям, чья фамилия Мисрахи означала «египтянка», была еврейкой. – Но я вижу, Амира, что тебя беспокоит не только Ибрахим, есть еще что-то. Я хорошо тебя знаю и вижу, что душа твоя в тревоге.

Амира отогнала от своего лица пчелу.

– Мне не хотелось обременять тебя своими заботами, Марьям.

– Что ты говоришь? Разве мы не делили все эти годы радость и беду, не растили вместе своих детей? Мы с тобой сестры, Амира…

Амира подняла корзину, уже наполненную пахучими травами и душистыми цветами, и поглядела на открытую

калитку в садовой ограде. Амира не покидала дома на улице Райских Дев с того часа, как Али Рашид ввел ее в свой дом невестой. Но к ней приходили многие и часто. Марьям, подружившаяся с молодой женщиной, жившей в добровольном затворничестве, познакомила ее со своими подругами. Завязались знакомства с соседками, которые обращались к Амире как к искусной лекарке, знающей старинные рецепты. Так что посетители приходили в дом на улице Райских Дев каждый день.

– У меня нет от тебя секретов, – сказала Амира, но ее улыбка скрывала неполноту доверия Амиры к подруге: о тайне пребывания Амиры до замужества в гареме на улице Жемчужного Дерева Марьям не знала. – Меня тревожат мои сны. Ночь не приносит мне покоя.

– Это сны о лагере в пустыне, о всадниках? Они снились тебе всегда накануне рождения ребенка в доме…

– Нет, не эти сны, – покачала головой Амира. – Другие, новые. Мне снится Андреас Скаурас.

Марьям удивлённо посмотрела на подругу, но сразу весело улыбнулась и нежно прижала локоть Амиры. Они сели на скамейку в тени старых деревьев большого сада, где Али Рашид насадил лимонные, апельсиновые и мандариновые деревья, пушистые казуарины и тенистые сикоморы, смоковницы, оливы и гранаты. Около скамейки журчал фонтан, окруженный разнообразными цветами, – в изобилии росли лилии, маки, папирус, и поднималась изящная колонка солнечных часов с надписью арабской вязью – четверостишием Омара Хайяма о быстротечности времени. Ограда была увита виноградными лозами.

– Андреас Скаурас! – радостно повторила Марьям. Да не будь я замужем, я сама бы в него влюбилась. Что тебя смущает, Амира? Ты вдовеешь уже давно, и покойный муж завещал тебе снова выйти замуж. Ты ведь еще молодая женщина и можешь иметь детей от нового мужа. Андреас Скаурас! Это замечательно.

Но Амира не могла объяснить даже самой себе, почему ее так расстроили сны о Скаурасе. Потому что мужчина не может жениться на женщине, не знающей своих родителей, своего рода? Или она чувствует вину перед покойным мужем – ведь Андреас Скаурас нравился ей еще при жизни Али Рашида…

– Ну, а как он к тебе относится? – нетерпеливо допрашивала Марьям.

– Ты напрасно что-то воображаешь себе, Марьям. Я для него только вдова его друга. За пять лет после смерти Али он был у меня четыре раза – на похоронах Али, на свадьбах Ибрахима и Нефиссы и две недели назад на похоронах моей невестки. Четыре раза за пять лет – разве так мужчина проявляет внимание к женщине?

– Может быть, он почитает твое вдовство и охраняет твою репутацию. Но я же видела, какое он оказывал тебе внимание две недели назад…

– На похоронах невестки…

– Да примет ее Господь в свой рай! Но повторяю: он глаз с тебя не сводил!

У Амиры замерло сердце, но тотчас же она почувствовала острый приступ стыда. Думать о любви, когда только что умерла юная жена ее сына, Ибрахим несчастен, а ребенок остался сиротой – разве кто-нибудь заменит мать? Амира вспомнила день, когда ее супруг Али впервые ввел в дом своего друга. Амира пожала

руку Скаураса, обернув ее, по обычаю, краем своего покрывала, и вздрогнула, почувствовав через ткань горячий ток его крови, подстегнутый желанием. Он не мог оторвать взгляда от ее лица… Или это ей показалось? И ее пронзила мысль, что в этот миг она предала своего мужа. А сейчас, в разговоре с Марьям, она предала своих детей – признавшись, что ей снится Скаурас, что ночами ее одолевают любовные мечты. Это надо прекратить, и она наберется сил, чтобы справиться с собой.

Раздался шум крыльев – стая голубей вспорхнула над домом Рашидов и опустилась на деревья, окаймлявшие улицу Райских Дев. Прищурившись, Амира увидела на крыше дома рядом с голубятней чью-то фигурку.

– Да это Нефисса, – удивленно сказала Марьям. – Что твоя дочь делает на крыше?

Амира подумала, что она не первый раз видит там Нефиссу. В самом деле, кого же она высматривает через садовую ограду?

– Наверное, – со смешком заметила Марьям, – дочь идет по стопам матери, влюбленность не дает ей покоя. Как романтичны женщины рода Рашидов! О, сладостная любовь, помню, в какое смятение ты приводишь душу!

В самом деле, дочь, двадцатилетняя вдова, может влюбиться в кого-нибудь. Но ведь после смерти мужа, разбившегося на автомобильных гонках, Нефисса, по обычаю, жила затворницей. Правда, она могла встретить кого-нибудь на приеме у принцессы – Нефисса входила в ее свиту. В таком случае, успокаивала себя Амира, это знатный и богатый человек хорошего рода. Как Андреас Скаурас…

– Знаешь, что тебе нужно? – сказала Марьям, когда подруги вошли на террасу с узорчатой металлической оградой, где Амира обычно принимала посетителей. – Поехать с нами отдохнуть у моря, в Александрии. Я помню, как мой муж первый раз ввел меня в ваш дом на улице Райских Дев. Я была всего месяц замужем за Сулейманом, а твоему сыну уже было пять лет. И я узнала, что ты со дня свадьбы не выходила за ограду своего сада. Сестра моя, Амира, тогда так жили и другие женщины, но теперь-то времена изменились. Женщины не живут в стенах гарема, свободно ходят по городу. Выйди из затворничества, поедем с нами! Морской воздух пойдет тебе на пользу…

Однажды Али Рашид повез свою семью в Александрию, к морю. После долгих споров женщины, покрытые покрывалами, уселись в машины и, не снимая покрывал, переступили порог виллы, снятой в Александрии. Амире там не понравилось – она смотрела с балкона на британские и американские лайнеры в порту, и ей казалось, что эти морские чудовища несут ее стране что-то новое и опасное.

Она поблагодарила Марьям за приглашение и отказалась, как и прежде. Марьям не первый год уговаривала ее не соблюдать так строго обычаи, но Амира мягко возражала, заканчивая одной и той же фразой: только дважды в своей жизни мусульманка покидает стены своего дома – когда переходит в дом мужа из дома отца и когда ее выносят в гробу из дома мужа.

– В гробу! Вот еще! – сердито восклицала Марьям. – Ты еще молодая женщина, Амира, и мир прекрасен. Новый муж не будет держать тебя в затворе, ты станешь свободной женщиной.

Марьям не знала, что Али Рашид не требовал от жены затворничества. Однажды он сказал ей: «Амира, жена моя, мы живем в меняющемся мире, и я не ретроград. Женщины Египта снимают покрывала, выходят за стены своих домов. Я разрешаю тебе выходить на улицу без покрывала, но только в сопровождении подруги или служанки».