Улица Сапожников
Шрифт:
— А-а, — сказал Аким. — Лука? Слыхал.
— Ну? — обрадовался Лука. — А доброе слыхал?
— Доброе, — сказал Аким. — Врать ты, говорят, мастак.
Борис фыркнул. А Лука обиделся. Ворча, почесываясь, он встал из-за стола, нашел отведенное ему место, лег и уснул. За ним улеглись и Борис и Игнат.
Ирмэ не спалось. Устал он так, что руки не поднять, а вот поди ж ты — не уснуть. В хате было душно. Казалось, что-то кусает, клопы будто. Над самой головой тикали часы. За спиной
Ирмэ встал, оделся, вышел на крыльцо. По ту сторону реки в белом с колоннами доме горели огни, отражаясь в черной воде. Там тоже не спали — там стоял штаб. Плескалась о берег вода. В деревне лаяли собаки. И все же, несмотря на лай, ночь была очень тихая, не-мая какая-то.
По двору ходил Аким, таскал скоту корм на ночь. Ирмэ слышал, как он вразумительно и важно разговаривал с кобылой.
— Надоела ты мне, — говорил он. — Ну тебя. Возьму и продам. Думаешь, вру? Продам — и край. — Кобыла громко и тяжело вздохнула. — Ну, ну, ничего. — Он хлопнул ее по спине и пошел в дом.
— Тихо, дед, — сказал Ирмэ. Он сидел на нижней ступеньке крыльца — Аким чуть не наступил на него сапогом. — Тихо — задавишь.
— Не спится, парень? — оказал Аким.
— Да, — сказал Ирмэ. — Не уснуть.
— Думаешь все?
— Нет. Так, Клопы заели.
— Кожа чешется с дороги, — строго сказал Аким. — В баньку надо. Попариться. А клопов у меня нету. И не было.
— И в баньку сходим. И попаримся, — сказал Ирмэ — Только погоди. Дай сроку.
Аким присел.
— Ты мне вот что скажи, товарищ, — негромко проговорил он. — Как теперь на Волге? Тихо?
— Не знаю, — сказал Ирмэ. — Ты у командира у нашего спроси. А что?
— Сын у меня там, на Волге, — сказал старик. — Давно от него писем не было. Как бы не убили.
— Зачем убили? Подожди — напишет. Может, некогда ему. Почем знать?
— Не, — сказал Аким, — не то. Я сам так-то старухе пою. А только думаю я — убили его, Ваську. Кабы жив был — написал бы. Он хоть мало, да писал, а то шесть месяцев — ничего. Убили Ваську. — Аким, открыв рот, неторопливо поскреб бороду.
«Во старик! — с уважением подумал Ирмэ. — Дуб».
— Так, говоришь, тихо теперь на Волге? — сказал Аким.
— Нынче, дед, где тихо? — сказал Ирмэ. — На погосте, на могилках, и то другой раз такая идет пальба — держись!
— Да-а, — сказал Аким. — Гудит Россия. Далеко слышно. То жили, как мышь под полом, чуть-чуть ногтем скребли. А то такой содом подняли — на весь мир слышно.
— Что ж, — сказал Ирмэ. — Поскребли и будет. Не все же, как ты говоришь, под полом сидеть.
— И то, — сказал
— Что говорить, — сказал Ирмэ. — Грабили графья эти. И вот достукались.
— Так-то оно так, — сказал Аким. — А только, парень, как с Россией-то будет? — Аким помолчал. — Лежишь другой раз ночью, — заговорил он опять, — не спится, ну, и думаешь. Раньше, понимаешь, горько было, горше не надо, а хоть какой ни на есть, а порядок был. А теперь, брат, и не понять что. Режут друг друга, насильничают. Крови много, а земля пустует — сеять некому. Сила-то побита. И какая, парень, сила. Россию конем не обскакать — хоть год скачи, — и все теперь могилки да кресты. Мало-мало кого осталось.
— А кто виноват? — сказал Ирмэ.
— Знаю, — сказал Аким. — Знаю, кто виноват. Да теперь-то как же? Вот Васька мой говорит: большевики порядок сделают. Новый порядок, чтоб все по-новому. Оно бы ладно. А народ они, большевики, крепкий. Это я по Ваське вижу. Не думай, что сын. Я к нему как к чужому приглядывался. Крепкие мужики. Знают, чего им надо. Да только — из чего сделаешь-то? Нет же ничего. С кем? Молодые-то побиты, а старики за богом прячутся. Вот я и думаю: палят, режутся, а не попусту ли? Отвоюют большевики Россию, а делать-то и некому. Опустела земля.
Ирмэ вдруг услыхал шум и плеск, будто на берегу заработала мельница. Потом — долгий гудок. По реке шел пароход. И сразу, с правого, с левого берега, гаркнули часовые:
— Куда? Стой!
На палубу выскочил человек с ручным фонарем. Он что-то крикнул, что — не понять. Пароход застопорил. Тогда стало слышно: «Все наверх!»
— Стой! — кричали с берега. — Причаливай!
Даже в темноте было видно, что на палубе народу много. И народ вооруженный. Щелкали затворы винтовок. Человек с фонарем кричал: «Пулемет!»
— Это еще что? — сказал Ирмэ. — Никак белые?
Он сорвался с места и, как был, босой, без шапки, побежал к реке. У реки уже собралась толпа. Все настороженно смотрели на пароход. Кой-кто кинулся в хату за винтовкой.
— Причаливай! — кричали часовые. — Вам говорят!
С парохода ответил спокойный голос:
— А вы кто такие?
— Поглядишь, чорт тебя! — кричали часовые. — Причаливай!
— Вы не очень, — сказал голос. — Не из пугливых. Кто такие?