Улица Темных Лавок
Шрифт:
Это был снимок маленькой девочки в белом платьице, с длинными белокурыми волосами, ее сфотографировали на курорте — вдали виднелись кабинки для переодевания, кусок пляжа и море. На обороте было написано фиолетовыми чернилами: «Галина Орлова — Ялта».
— Видите… это она же… Гэй Орлова… Ее звали Галина… Американское имя появилось позже. — И он показал на первую фотографию, которую я по-прежнему держал в руке. — Мама все хранила…
Он резко поднялся.
— Разрешите на этом остановиться? У меня что-то голова
А я остался сидеть на полу среди раскиданных фотографий. Потом убрал их в большую красную коробку, отложив на кровать только две: ту, где я стоял рядом с Гэй Орловой и стариком Джорджадзе, и ялтинский снимок Гэй Орловой — девочки. Потом встал и подошел к окну.
Уже стемнело. Окно выходило на другой сквер, тоже окруженный домами. За ними — Сена, слева — мост Пюто. И вытянувшийся остров. По мосту мчались вереницы автомобилей. Я смотрел на фасады, на освещенные окна — такие же, как то окно, за которым стоял я, и в этих сотах, в лабиринте зданий, лестниц и лифтов, я нашел человека, который, быть может…
Я прижался лбом к оконному стеклу. Внизу, подо мной, все подъезды были освещены. Этот желтый свет будет гореть всю ночь.
— Ресторан рядом, — сказал Степа.
Я взял с кровати фотографии.
— Месье де Джагорьев, — сказал я, — не могли бы вы дать мне на время эти фотографии?
— Я их вам дарю.
Он указал на красную коробку.
— Дарю вам все фотографии.
— Но… ведь…
— Берите.
Его тон не допускал возражений, и мне ничего не оставалось, как подчиниться. Когда мы выходили из квартиры, в руках у меня была красная коробка.
Мы вышли из дома и свернули на набережную Генерала Кенига. Спустились по каменной лестнице. На самом берегу Сены стояло кирпичное здание. Над дверью — вывеска: «БАР-РЕСТОРАН ДЕ Л'ИЛЬ». Мы вошли. Зал с низким потолком, столики, покрытые белыми бумажными скатертями, плетеные кресла. В окна видна была Сена и фонари на мосту Пюто. Мы сели за столик в глубине зала. Кроме нас, в ресторане никого не было.
Степа порылся в сумке и выложил на середину стола бумажный пакет, который купил при мне в бакалейной лавке.
— Как обычно? — спросил его официант.
— Как обычно.
— А что подать месье? — спросил официант, указывая на меня.
— То же, что и мне.
Официант очень быстро принес нам две тарелочки с балтийской сельдью и налил в стаканчики величиной с наперсток минеральную воду. Из лежащего на столе пакета Степа вынул огурцы и разделил их между нами.
— Ну, как вам?
— Вполне.
Красную коробку я положил на стул возле себя.
— Она правда вам не нужна? Ведь это память…
— Нет, не нужна. Теперь она ваша. Я передаю вам ее как эстафету.
Ели мы молча. Мимо окна проплыла
— А эта… Гэй Орлова, — сказал я. — Вы не знаете, что с ней стало?
— Гэй Орлова? По-моему, она умерла.
— Умерла?
— Мне кажется, да. Я видел ее раза два-три… мы были едва знакомы… Это моя мать дружила со старым Джорджадзе. Еще огурчика?
— Спасибо.
— Она, я слышал, вела в Америке весьма бурную жизнь.
— Вы не знаете, кто мог бы рассказать мне о… Гэй Орловой?
Степа растроганно посмотрел на меня.
— Мой бедный друг… увы… никто… Разве что в Америке…
Проплыла еще одна баржа, неторопливая, темная, словно покинутая.
— Лично я на десерт всегда беру банан, — сказал он. — А вы?
— Я тоже.
Мы съели по банану.
— А родители этой… Гэй Орловой? — спросил я.
— Они, должно быть, скончались в Америке. Умирают, знаете ли, везде…
— А во Франции у Джорджадзе не было родственников?
Он пожал плечами.
— Почему вы так интересуетесь Гэй Орловой? Кто она вам — сестра? спросил он с милой улыбкой. — Кофе будете?
— Нет, спасибо.
— И я нет.
Он хотел было заплатить за ужин, но я опередил его. Мы вышли из «Бара-ресторана де л'Иль» на набережную, и он взял меня под руку, чтобы подняться по лестнице. Над водой повис туман, мягкий и ледяной, от которого легкие наполнялись такой прохладой, что казалось, будто плывешь по воздуху. Я едва различал очертания домов на набережной, всего в нескольких метрах от нас.
Я довел Степу, точно слепого, до сквера, где единственными приметами были желтые пятна подъездов. Он пожал мне руку.
— Ну что ж, попробуйте найти Гэй Орлову, — сказал он, — раз уж это так для вас важно…
Я смотрел, как он входит в освещенный подъезд. Он остановился и помахал мне рукой. Я замер с большой красной коробкой под мышкой, словно ребенок, получивший подарок на чужих именинах, и в эту минуту я был уверен, что Степа продолжает мне что-то говорить, но туман поглощает звуки его голоса.
5
На почтовой открытке — Английская набережная в Ницце, летом.
«Дорогой Ги, я получил Ваше письмо. Все дни здесь похожи один на другой, но Ницца очень красивый город. Хорошо бы Вы навестили меня. Странным образом мне случается здесь столкнуться на улице с людьми, которых я не видел лет двадцать или считал давно умершими. И мы пугаемся друг друга. Ницца — город призраков и привидений, но я надеюсь, что не сразу войду в их компанию.
Что касается женщины, которую Вы разыскиваете, лучше всего позвонить Бернарди — Мак-Магон 00–08. Он сохранил довольно тесные контакты с людьми из разных служб и с радостью Вам поможет.